Ирина Черепанова - Дом колдуньи. Язык творческого бессознательного

Сейчас представители грузинской школы установки предпочи­тают говорить уже не о первичной установке, а о «целостной уста­новке личности (установке на целевой признак): „Там, где под эги­дой сознания сложилась личность со всеми ее ценностями, установка принимает свои бессловесные решения до их осознания нашим „говорящим Я“, иногда вовсе без осознания, но это все же решения в духе данной личности, а не в духе безличных и мрачных инстинктов, населяющих фрейдовское „Оно““.

Как связана теория установки с психоанализом? С точки зрения грузинских психологов эта „кишащая тайнами“ область бессозна­тельного является не до-, а постсознательным: „Именно анализируя бессознательное и его функцию в деятельности человека, мы прихо­дим к позитивной характеристике бессознательного как уровня психического отражения, в котором субъект и мир представлены как одно неделимое целое. Установка же выступает как форма вы­ражения в деятельности человека того или иного содержания — личностного смысла или значения, которое может быть как осоз­нанным, так и неосознанным. Функция установки в регуляции дея­тельности — это обеспечение целенаправленного и устойчивого протекания деятельности человека“.

Однако, по мнению ряда психологов, установкой бессознатель­ное не исчерпывается: „Нельзя закрыть глаза на мир личностных смыслов, неподконтрольных сознанию“. Один из участников Тби­лисского симпозиума, французский психоаналитик С. Леклер удач­но назвал эту таинственную область психики „домом колдуньи“.

Установку можно закрепить (легкая задача), создать (задача средней трудности) и изменить (трудная задача). В случае суггестии речь идет, прежде всего, об изменении установок общества или личности, так как „суггестия добивается от индивида действия, ко­торого не требует от него совокупность его интерорецепторов, экстеро-рецепторов и проприорецепторов. Суггестия должна отме­нить стимулы, исходящие от них всех, чтобы расчистить себе дорогу. Следовательно, суггестия есть побуждение к реакции, про­тиворечащей, противоположной рефлекторному поведению от­дельного организма. Ведь нелепо „внушать“ что-либо, что орга­низм и без этого стремится выполнить по велению внешних и внутренних раздражителей, по необходимому механизму своей ин­дивидуальной нервной деятельности. Незачем внушать и то, что все равно и без этого произойдет. Можно внушать лишь противоборст­вующее с импульсами первой сигнальной системы“.

Установки не могут быть преобразованы под влиянием тех или иных односторонних вербальных воздействий. И это естественно, так как коммуникативный акт предполагает наличие, по крайней мере, двух участников, на чем и настаивают лингвисты, рассматри­вая „диадическую коммуникацию, диалогическое общение, просто диалог — как вид речевой деятельности двух или более партнеров, которые совместно решают определенные задачи при помощи сво­их речевых действий или диалогических шагов“.

Неэффективность методов психотерапии сами психотерапевты объясняют двумя основными причинами:

1. Ограничением чисто вербальными односторонними воздействиями, т. е. той терапией, которую столь ядовито высмеял еще 3. Фрейд в своей работе „О „диком“ психоанализе“ (1923) так как „по самой своей природе смысловые образования нечувствительны к вербальным воздействиям, несущим чисто информативную нагрузку. Не случайно, поэтому Жак Лакан, выдвинувший лозунг „Назад к Фрейду“, перекликается в этом пункте с основоположником психоанализа, замечая: „Функция языка заключается не в информации, а в побуждении. Именно ответа Другого я ищу в речи. Именно мой вопрос констатирует меня как субъекта“ (Ж. Лакан). Иными словами, только общение, выражающее смыслообразующие мотивы и служащее основой для эмоциональной идентификации с Другим, может изменить личностные смыслы пациента“.

2. Ограничением количественным. В диалоге „врач“ — „пациент“ отсутствует социальное подтверждение полученных вновь смысловых установок личности. Отсюда — явно наметившийся сдвиг от индивидуальных к групповым методам психотерапии, как, например, психодрама, Т-группы и т. д., в которых реконструируются личностные смыслы и смысловые установки.

Третьей причиной можно было бы назвать отсутствие инфор­мации о собственно суггестивных резервах языка.

Еще Ф. де Соссюр и Ч. Моррис подчеркивали тесную связь се­миотики с психологией. Ярким примером плодотворной разработки теории знаков в психологии служат исследования Л. С. Выготского и Ч. Морриса о роли знаков в регуляции поведения, В. Н. Волошинова (М. М. Бахтина) о семиотической организации сознания, Ч. Осгуда в любой части экспериментальной психосемантики. Ос­мысление языка как знаковой системы заново открыло для лин­гвистов предмет их науки и послужило мощным стимулом к разви­тию структурной лингвистики, а в психоанализе было совершено открытие Фрейда — семиотика.

Открытие это принадлежит французскому психоаналитику Жа­ку Лакану. В 50-х годах Лакан и группа его последователей провозглашают, что модель языка лежит в основе всей теории Фрейда.

Уже в своих первых психоаналитических трудах Фрейд показы­вает, что следами и проявлениями бессознательного являются нев­ротические симптомы и сновидения, ошибочные и симптоматиче­ские действия, остроты, а также свободные ассоциации. Своим важнейшим открытием Фрейд считал то, что ему удалось обнару­жить смысл этих явлений.

Из всех знаковых систем наибольшее внимание основатель пси­хоанализа уделил языку. Еще в период неврологических исследова­ний в своей первой монографии „Афазия“ он даже предпри­нял попытку развить собственную теорию языка. Лакан утверж­дает, что в полном собрании сочинений Фрейда на каждой третьей странице затрагиваются филологические проблемы, причем „...ана­лиз вопросов языка становится тем подробнее, чем ближе обсужде­ние касается бессознательного“. Интерес Фрейда к языку объясняется той особой ролью, которую слово, речь играет в психоаналитиче­ском методе. „При психоаналитическом лечении, — пишет он, — происходит только словесный обмен, разговор между анализируе­мым и врачом“.

Психоанализ — это „talking cure“ — „лечение разговором“, как метко заметила знаменитая пациентка психоаналитика Брейера (то же можно отнести и ко всей психотерапии в целом). Работы Фрейда показывают, что те переживания пациента, которые в результате вытеснения не могут быть выражены им во внешней и внутренней речи (т. е. не осознаются), находят искаженное выражение в невро­тических нарушениях. „Отсюда — задача психоаналитика: рекон­струировать на основании имеющихся текстов это вытесненное и бессознательное „означающее“, помочь пациенту понять смысл его невротических проявлений. Возвращение утраченного дискурсив­ного „означающего“ на свое место, т. е. на место замещающих его симптомов, это и есть осознание вытесненного содержания“. В од­ном из своих докладов Фрейд сравнивает психотерапевтический эффект осознания патогенных переживаний с магическим заклятием духов: „болезненные состояния не могут существовать, когда их загадка разрешается и разрешение их принимается больными. Едва ли найдется нечто подобное в медицине; только в сказках говорится о злых духах, сила которых пропадает, как только называешь их по настоящему имени, которое они содержат в тайне“.