Дмитрий Узнадзе - Психология установки

Это значит, что в этих случаях вступает в свои нрава спе­цифически человеческая особенность, сформировавшаяся на наиболее высоких ступенях его развития, — начинает дей­ствовать мышление .

Таким образом, выясняется, что у человека появляется вторая, более высокая форма установки, которая характери­зуется прежде всего тем, что, помимо потребности, стимули­рующей его деятельность, она предполагает наличие ситуа­ции, определяемой в категориях мышления, а не восприятия, как это бывает в случаях действующей в актуальном плане установки.

Получается такое положение: у человека вырабатывает­ся способность действовать в каком-то новом плане, в плане вторично отраженной действительности и, таким образом, открыть в себе возможность не только непосредственного, прямого ответа на действующие на него раздражения, что в той или иной степени доступно и животному, но и опосредо­ванных видов реакции на развертывающуюся перед его гла­зами широкую картину действительности.

5. Опыты на базе представлений и идей. В одной из ра­бот Р. Г. Натадзе вскрывается довольно любопытное явле­ние, которое он формулирует в следующих выражениях: «психологическая сущность сценического перевоплощения заключается в выработке установки, соответствующей пред­ставляемой (а не воспринимаемой в данный момент) ситуа­ции; вызванная представлением установка фиксируется в процессе репетиций» [36] Р. Г. Натадзе. О связи способности сценического перевоплощения со спо­собностью выработать фиксированную установку на основе воображе­ния // Психология. 1945. Т. III. . Наш автор приходит к заключению, что фиксировать установку на основе «представления» уда­ется гораздо легче способным деятелям сцены, талантливым артистам, чем лицам, не имеющим отношения к сцене или от­личающимся малой способностью к сценическому перево­площению. Особенно характерно, что способность к фикси­рованию установки на основе представления оказывается значительно более развитой у сценически более одаренных студентов, чем у менее одаренных. В ряде самых разнообраз­ных опытов автор показывает, что положение это, безусловно, обосновано: оно оправдывается в самых различных ком­бинациях экспериментальных условий.

Для того чтобы показать, как сильно отличаются в этом отношении друг от друга сценически более одаренные лица от менее одаренных, мы обратимся к данным, суммирован­ным в табл. 16.

Таблица 16.

Здесь мы видим, что сценически одаренные субъекты значительно выделяются по своим показателям в сравнении с лицами, не имеющими отношения к сцене. Раз­ница в данном случае большая: несмотря на то что не исклю­чена возможность, что среди случайно отобранных испытуе­мых, не имеющих отношения к сцене, могли быть и лица, не лишенные способности к сценическому искусству, их данные (31,1%) оказались все же почти втрое ниже показателей ар­тистов (87,7%), как и способных студентов театрального института (80%). По-видимому, нельзя сомневаться, что сце­ническая одаренность в высокой степени положительно кор­релирует с количеством установочных иллюзий, стимулиро­ванных представлением испытуемого (в этих опытах испы­туемому предлагают словесно представить себе, что у него в правой руке больший по объему шар, а в левой — меньший). Особенно интересно, что эти данные существенно не меняются и в более осложненных условиях опытов, а именно в условиях опытов, в которых испытуемые актуально воспри­нимают раздражители, вполне противоположные представ­ляемым установочным объектам.

Испытуемые получают в руки одинаковые по весу, но раз­ные по объему объекты Шарпантье. Следовательно, ничто не мешает им получить соответствующую иллюзию. Но они имеют задание представить, что тяжести распределены в на­правлении, обратном их действительному порядку, и, следо­вательно, считать, что с той стороны, с которой воспринима­ется более тяжелый объект, у них имеется более легкий и там, где онн должны чувствовать наличие более легкого, — более тяжелый объект.

Результаты, полученные в этих опытах, показывают, что испытуемые оказываются способными преодолеть, путем представления, силу действия иллюзии Шарпантье. Выясня­ется, что в то время как в этих условиях у лиц, не имеющих отношения к театральному искусству (у служащих средней квалификации), вовсе не получаются иллюзии, у театрально одаренных испытуемых число их достигает 65,2%. Нет со­мнения, что цифра эта указывает на наличие большой разни­цы между этими категориями испытуемых.

Бесспорно, мы можем заключить, что данные об иллюзи­ях установки в этих условиях в высокой степени положи­тельно коррелируют со способностью к театральному искус­ству.

Более того, в другом варианте этих опытов подтвержда­ется, что установка фиксируется на основе представления и в тех случаях, в которых этому представлению явно проти­воречит восприятие той же модальности: если испытуемый имеет в руках, например, одинаковые по объему объекты, то при соответствующих условиях у него может фиксировать­ся установка, что, например, в правой руке у него имеется объект с большим объемом, чем в левой. Причем у лиц теат­рально одаренных это бывает значительно чаще, чем у обык­новенных испытуемых, не отобранных по этому признаку.

Не останавливаясь на других вариантах этих опытов, на их основе мы можем вообще утверждать, что способность фиксировать установку на базе представления объекта, про­тивоположного актуально воспринимаемому, распростране­на среди театрально одаренных лиц несравненно в большей степени, чем среди лиц, не имеющих отношения к театру, и тех из студентов театрального института, которые, как вид­но нз данных наблюдений над их работой, лишены артисти­ческих способностей.

Резюмируя все сказанное, мы можем повторить, что на основе данных ряда соответствующих экспериментов можно безоговорочно утверждать, что фиксированная установка на базе представления несравненно чаще вырабатывается у лиц, одаренных артистическими способностями, чем это имеет место у лиц, лишенных этих способностей.

На что указывают эти результаты? Выше мы отметили, что в этих, как и в аналогичных им опытах, исследуется не способность к живому представлению — представлению вро­де сновиденческих диффузных переживаний, а, скорее, спо­собность к какой-либо идее или мысли вообще. Но результа­ты, полученные и опытах с театрально одаренными лицами, по-видимому, в корне расходятся с этим предположением. Мы ведь не имеем никаких основании утверждать, что эти лица превосходят наших обычных испытуемых именно спо­собностью мыслить. Существуют другие пути, которые дают нам надежные основания судить об интеллектуальных способностях наших испытуемых, и их данные не всегда совпа­дают с результатами этих опытов. Это обстоятельство снова ставит перед нами тот же вопрос: что же исследуют наши эк­сперименты — мысль, идею или просто способность индиви­дуальных представлений?