Дмитрий Соколов - Магическая медицина

Продолжение этой сказки — «Федорино горе». Нет семьи, есть одиночество. Нет братьев, есть рабы и враги. Это совсем другой мир, в котором и обитает «белый человек». И как бы ему ни было там телесно уютно, духовно ему почти всегда хреново. Блудный сын, вырванный из контекста. В таком мире своих нет.

И огромная часть ужаса его ситуации заключается в том, что природа, из которой он себя вырезает, находится только частично снаружи, а частично-то она — внутри. Он, бедный, телесно из нее составлен. И когда он хочет от нее «возвыситься» (а он, согласно своей идеологии, хочет), у него начинается экологическая катастрофа уже в рамках отдельно взятой своей священной индивидуальности.

И нет ему, казалось бы, помощников в этой борьбе, кроме собственных хитрости, упрямства, высокомерия.

Сексуальность чаще других «внутренних зверей» оказывается «вымирающим видом» в этой драме «борьбы с природой». Забить и замучить свою сексуальность — какая-то очень распространенная у нас игра.

И тут не знаешь, кого больше жалеть — тех, кому это дело удается, или тех, кому нет.

Воистину, широка ячейка этой сети, но сколько наших в нее попадает.

Тут я, пожалуй, и начну свои истории; но начну их не с победных труб, а с печальной скрипки. Множество раз я видел людей, которые глушили, давили и кастрировали свою сексуальность. «Рыженькая» из нижеследующей истории — одна из множества (в котором бывал и я, и мои друзья, и многие уважаемые люди), просто давшая однажды этой войне яркую, незабываемую иллюстрацию.

Блядство — это сильная сила.

И борьба с ним — очень сильная борьба.

Однажды у меня была группа, центральной темой которой была Борьба-с- Блядством. Я тогда совсем недавно женился, и тема для меня была актуальной (я думал, что Женитьба Положит Конец). Организовала группу моя бывшая любовница. Пока группа происходила, мы с ней жили в одной квартире, но вместе не спали. Напряжение было очевидно.

А Рыженькая была молодой и очень сексуальной девушкой. Очень вызывающе сексуальной, я бы сказал — уж во всяком случае, одеждой и манерами. То есть как девушкой — она была мамой сына лет трех и женой профессора того института, который не так давно закончила. Понятно, что муж был возраста ее отца. И понятно было (то есть ей понятно, по ее словам), что он от импотенции был уже недалек, а на «блядство» у Рыженькой был строжайший запрет.

Рыженькая мне нравилась, по нарастающей. Она хорошо и честно работала на группе. Все главное произошло в последнюю ночь, после четвертого дня работы, когда мы решили сверх дневной программы устроить «карнавальную ночь». Ночь состояла из импровизационных сцен, когда мы договаривались об изначальном раскладе, а потом каждый делал что хотел в рамках этого расклада.

Первой сценой был «Сумасшедший дом», который удался тем ярче, что половина участников работала в психиатрии. Рыженькая в этой сцене была какой- то депрессивно-параноидальной, а я — сексуальным маньяком. Каждый, понятно, отыгрывал свое. Она, помню, спряталась в какой-то шкаф, а я защищал ее от санитаров, и вообще старался привечать, по голове гладил. Она вроде не очень замечала.

Второй сценой был «Гарем», где жены в конце концов подняли восстание и сбежали от шаха (от меня) на кухню.

Третьей сценой была «Африка». Была уже глубокая ночь. Я потушил свет и включил быструю музыку барабанов, а в углу комнаты насыпал большую кучу битого стекла (бутылки я бил вечером в подъезде, уже наряженный и расписанный для карнавала; надо было видеть лица соседей, которые вышли на шум!). Мы долго и молча танцевали как Дикое Африканское Племя, а потом, в танце, я босиком зашел на стекла и потанцевал там, а потом те, кто хотел, стали делать то же самое. Так продолжалось, наверное, с полчаса. Рыженькая исступленно танцевала в противоположном от меня (и от стекла) конце комнаты.

И вдруг она подскочила к куче стекла и прыгнула на нее. Но не расслабленно и «нежно», как это делали все мы, а наоборот, она бросилась на стекла и стала с бешеной силой топтать, бить их ногами. Она была не босиком, а в тонких колготках. Через пару минут она упала на колени и продолжала топтать стекла уже коленями. Выглядело это, конечно, страшно. Мы танцевали рядом, но не вмешивались. Били барабаны.

Рыженькая наконец спрыгнула со стекла и бросилась в соседнюю комнату, оставляя кровавые следы на паркете. Там она стала плакать и завывать, вначале нечленораздельно, а потом повторяя что-то вроде «Володенька, не могу я с тобой больше жить! Володя, я так больше не выдержу!» Я послушал ее и вернулся в комнату, где затихал танец. Я промокнул палец в луже ее крови и мазнул каждому по середине лба.

Кроме простого («Дикого Африканского») братания я имел в виду что-то вроде того, что все мы одним миром мазаны, и всех нас мучит одно и то же.

Ночью никто ничего не обсуждал (сразу после того, как мы убрали стекла и кровь, началась сцена «Шабаш ведьм»), но на следующий день, когда мы стали подводить и анализировать итоги группы, Рыженькая меня поразила. Она сказала мне большое спасибо за то, что я подсказал ей способ «спускать напряжение» и разряжать импульсы измены мужу. Что теперь, когда ей станет невмоготу, она будет ходить по стеклу.

Надо ли говорить, что это было совершенно противоположно тому, что я бы считал хоть как-то адекватным разрешением проблемы «блядства». Как и тому, что я вкладываю в хождение босиком по битому стеклу.

Оторопь и трепет меня охватили через год, когда знакомые передали мне, что Рыженькая еще пару раз повторила свою «кровавую разрядку».

Ужас-ужас-ужас… Кстати, я знаю, что так думают не все. Когда эту историю обсуждали в интернете, было немало тех, кто соглашался: «хоть так», «ее выбор», «что ж, нашла свой способ». Мне трудно согласиться с тем, что «так и должно быть». Не потому, что я боюсь крови — как легко увидеть, крови-то я не боюсь (а на следующее утро, проветривая ту, вторую комнату воздухом с балкона, я задумался, а не боюсь ли я, что она могла бы с этого балкона и вниз сигануть во имя тех же светлых принципов и жесткого невроза). Просто есть такая сказка — не то, чтобы шаманская, но довольно «первобытная». Вот она: человек в нормальном раскладе должен быть здоровым, счастливым, цельным. Все эти самокастрирующие истерические культы (а ведь похож «танец» Рыженькой на ритуалы Кибелы или скопцов, разве нет?) мне плохо понятны, поскольку в такую сказку укладываются слабо. Ладно, там, какие-то специальные цели отдельных людей (типа жрецов), но в массовом порядке, ради сохранения института брака или принципов саморепрезентации?.. Нет уж, увольте, не должны симпатичные девочки ходить с рваным сердцем и порезанными ногами.