Дмитрий Соколов - Магическая медицина

Ладно бы ее муж поймал на измене, позвал бы нас, друзей и соседей, и мы все бы, как древние евреи, побежали закидывать ее камнями. Это как-то было бы не так жестоко. Там была бы радость измены, и тысяча шансов выпутаться, и руки ее были бы чисты от собственной крови. Есть, короче, разница, между тем, чтобы попасть под чужую машину уничтожения (вроде государства) или самому работать для себя такой машиной. Второе, на мой взгляд, гораздо, гораздо хуже. Интернализированный (встроенный внутрь) палач никогда не даст покоя.

Конечно, я сам добавил жару во внутреннюю драму Рыженькой, раздразнил, спровоцировал. С годами я учусь избегать подобных людей. Складывается такая картинка: сидит она в своей внутренней тюрьме, а тут мимо иду я и пускаю солнечный зайчик в зарешеченное окошко. На определенном уровне, ей становится только хуже — она же знает, опять-таки, на каком-то простом глубоком уровне, что сама может ходить по улице и пускать зайчиков; и как она реагирует на соблазн? — привычным способом: вонзает шипы в плоть. Ну, и если может вонзить что-нибудь в плоть мою, то тоже вполне с удовольствием это делает. Ну что ж, я это понимаю. (Весть, переданная через друзей, о том, что она повторяла свой кровавый ритуал — якобы тот, которому научил ее я — вполне можно рассматривать как такой шип. «Смотри, что я из-за тебя наделала». Такой как бы ответный солнечный зайчик.)

Что ж им, тогда, и зайчиков никаких никогда не пускать?

А по настроению. И соблюдая технику безопасности.

Звучит солидно: «ПРАВИЛА ТЕХНИКИ БЕЗОПАСНОСТИ ПРИ ПУСКАНИИ СОЛНЕЧНЫХ ЗАЙЧИКОВ ВО ВНУТРЕННИЕ ТЮРЬМЫ».

Эзотерические мальчики были во все времена; сейчас их, кажется, даже больше, чем обычно. Кастанедовцев, скажем, можно было бы грузить штабелями и отправлять на целину; я бы сам с удовольствием поработал на погрузке. Они же как бабочки: их много, такие все симпатичные и воздушные, но толку никакого.

Рома — довольно миловидный мальчик, похожий на медвежонка. Такой плотный, головастенький. С пушком на румяных щеках. Он появился в те далекие времена, когда я начал увлекаться грибами и раздавал их направо и налево. Первые его письма я не помню, но они явно произвели на меня хорошее впечатление. Помню из них одну фразу, выделенную жирным шрифтом: «В теории я бог, а на практике — жопа!» Так вот мы и встретились, и в первую нашу встречу он увлеченно рассказывал мне про осознанные сновидения. Он их видел пачками, занимался в них сталкингом или еще какой-то херней, все это было страшно интересно, и хотелось парню помочь. Так я решил дать ему грибы.

(Да, помню-помню, как я сам пытался научиться этим самым осознанным сновидениям. Кульминацией моих занятий была покупка в Штатах специальной машинки, которая одевалась на глаза и должна была будить меня во сне вспышками красного света и мягкой жужжалкой. Я спал тогда у своих родителей в гостиной, и рано утром мимо меня проходили папа — на работу, и бабушка — на кухню. Ранним утром как раз происходит фаза ярких снов, при которых быстро бегают под зрачками глаза, на что машинка и реагирует. И оба они, и папа, и бабушка, регистрировали по утрам примерную работу машинки, которая изо всех сил мигала и жужжала у меня на голове, а я меж тем продолжал сладко дрыхнуть. Надо отдать должное терпимости моих родственников — особенно сильно они надо мной не смеялись. И еще надо отдать должное американской системе продаж — через месяц машинку взяли назад, а деньги вернули.)

Я был проездом в Москве, и решил устроить трип в квартире моих друзей, где мне разрешили пожить. Заодно туда же попала моя бывшая девушка, которая, может, не столько хотела грибов, сколько со мной пообщаться. Впрочем, Анечка, сколько я ее помню, всегда хотела всего и побольше. В квартире были две комнаты и кухня, и я положил в одной комнате Рому, в другой Анечку, а сам устроил себе наблюдательный пост посередине, на кухне. Они оба принесли кучу еды, при том, что весь день постились (в случае Ромы я в этом уверен). Так что на кухне было совсем хорошо.

Мы с Ромой вечерком провели спецбеседу. Он относился к грибам очень серьезно, что мне (по тем временам) нравилось. Цели, которых он хотел с их помощью добиться, были для меня слегка сложными, и я какое-то время пытался перевести их на «человеческий язык», но потом совсем запутался и перестал. Мы сошлись на том, что ему необходимо было избавиться от «эго». Почему-то это было нужно и для практики сновидений, чем-то оно ему там тоже мешало.

Анечка в беседе не участвовала, она расставляла свечи, жгла ароматику и вообще вела себя как примерная индийская жена.

Настала ночь. Они съели грибы на кухне и разошлись по комнатам.

Меня грибы, когда я их кому-нибудь даю, нередко «берут заодно», «подцепляют крылом», как бы втягивая в общую атмосферу с теми, кто их съел физически. Так было и тогда: я закружился по кухне, чувствуя себя совершенно воздушно. Меня то что называется «пёрло». Было очень здорово. Довольно долго мне совершенно не хотелось видеть своих подопечных. Я брал кусочки еды, рассматривал их, нюхал и удивлялся тому, как я всё это ем, вовнутрь, эту вот массу делаю собой. Так я ничего и не съел, но удовольствия получил много.

Наконец я направился в комнату к Роме.

Он лежал на кровати в позе убитого самурая — очень величественно и очень неподвижно. Я постоял рядом, потом тихо его окликнул. Он открыл глаза и отчетливо провозгласил:

«Я не существует!»

Я уважительно помолчал. Ну что ж, не существует и Бог с ним. Подмывало спросить, а что же существует, но я тоже не стал. Не знаешь же, с кем разговариваешь в этаком случае.

«Ничего не хочешь?» — на всякий случай спросил я.

«Я не существует! — опять торжественно высказал он свое главное прозрение.

Я ничего не может хотеть!»

«А, ну понятно», — согласился я и повернулся уходить.

И вслед услышал:

«Но тело хочет чаю!»

Очень я смеялся, готовя тот самый чай, потом поднес его Роминому телу, посмотрел в его просветленные глаза и постепенно направился к Анечке.

Там меня тоже ждала выразительная картина. Анечка лежала на кровати на спине, а ее ноги в чулках во всю длину карабкались на стену. Как две змеи, они обвивались друг около друга, скользили вверх и вниз и вообще рисовали пируэты. Я довольно долго стоял и наблюдал за ней, пока вдруг не услышал сбоку шебуршание и не повернул голову. Там стоял Рома, уже совсем не такой торжественный.

«Ты чего?» — спросил я.

«Что-то мне страшно, — признался он. — А рядом с тобой поспокойнее».

Я пошел на кухню (Анечка нас не заметила), Рома следом за мной, и последующий час я наблюдал побочный эффект отсутствия «эго». Когда я садился на табурет, Рома садился на соседний в той же позе. Когда я вставал, он вставал тоже. И так далее. Причем ему требовалось находиться не далее полуметра от меня. Тогда он был спокоен.