Аллан Фромм - Способность любить

И наконец, мы все смягчаем тревогу в поисках любви. То, как мы привносим в любовь свою тревогу и как нам удается или не удается использовать любовь для смягчения тревоги — все это подробней будет рассмотрено ниже.

В ходе роста мы вырабатываем представление о собствен­ной личности и учимся оценивать эту личность, то есть создаем самооценку. Мы создаем представление не только о том, кто мы, но и о том, какие мы. Это развитие прихо­дится на те же годы и проходит через тот же опыт, что развитие тревоги. Будучи маленькими, зависимыми, неуме­лыми и часто ошибающимися, обнаруживая порой, что нас как будто не любят, постоянно поступая несоответственно предъявляемым к нам ожиданиям, мы начинаем считать себя неудачниками. Нам кажется, что родители и весь мир счи­тают нас неадекватными и недостойными, и мы соглаша­емся с этим мнением. Иными словами, мы вырабатываем низкую самооценку. Это вторая распространенная невро­тическая тенденция.

Один из способов, которым мы выражаем плохое мне­ние о себе, это стремление подтвердить такое мнение в действительности; иными словами, мы культивируем не­удачи. Если вы увидите в этом противоречие, вспомните, что неудачи казались нам нашей участью на протяжении всего времени роста, мы приспособились к такому пред­ставлению о себе, приняв его. Неудача — это наша норма; она знакома и потому удобна. А все остальное кажется не­знакомым и потому пугающим.

И вот мы видим, как многие люди, успех у которых бук­вально в руках, словно нарочно избегают его, отбрасывают от себя, превращают в неудачу. Я был знаком со старше­классником, который завоевывал основные награды в шко­ле, но не мог сдать языковой экзамен. Он был блестящим учеником, получал отличные отметки по всем предметам, но не смог сдать испанский. На этом уровне сдать экзамен по языку можно при помощи одной механической памяти, а все виды памяти были самой сильной стороной этого уче­ника. Казалось невероятным, что он не может сдать испан­ский — разве что он сам «хотел» провалиться. Если рас­смотреть его поведение с точки зрения самооценки, кото­рая допускала только неудачи, мы найдем объяснение по­ведения этого мальчика. Он провалился, потому что «хо­тел» провалиться, он должен был провалиться, вопреки всем своим способностям.

Наиболее очевидное проявление сознания собственной недостойности — противоположное поведение, стремление опровергнуть собственную самооценку, стремление к успе­ху. Мы все знаем людей, одержимых стремлением к посто­янным успехам, к победам. Они должны иметь успех, долж­ны снова и снова доказывать, что они его достойны. У них нет ни времени, ни интереса к чему-то другому; и даже успех не доставляет им радости. Глубокое ощущение соб­ственной недостойности смягчается лишь на мгновение. Оно ненасытно: «Как будто голод рос от утоленья» [31] Шекспир. Гамлет, действие первое, сцена вторая. Пер. Б. Пастернака. — Прим. перев. . Никакое количество успеха не способно его удовлетворить.

Еще один способ справиться с низкой самооценкой — полный отказ от битвы, уход от людей и их требований, от любых требований, которые индивид считает для себя не­посильными. Распространенное проявление такого ухода — болезнь. В этом подсознательная причина многих хрони­ческих болезней психосоматического характера. Такие люди действительно больны, они не придумали и не вообразили свою болезнь. Они физически больны и страдают от реаль­ных болей. Но эта болезнь удовлетворяет их подсознатель­ную потребность. Болезнь избавляет их от необходимости стремиться к тому, на что они считают себя неспособными. Она также приносит им доброту и сочувствие вместо нео­добрения угрожающими им постоянными неудачами.

Такое проявление сознания своей недостойности, конеч­но, не самое распространенное. В международных отношени­ях существует так называемая «дипломатическая болезнь» - болезнь, как удобный предлог не присутствовать на меро­приятии или не участвовать в событии, которых по дипло­матическим причинам стоит избегать. Несомненно, у всех нас время от времени бывают свои дипломатические болез­ни. И если они случаются часто, у нас есть основания заду­маться о качестве своей самооценки.

Мы используем слово «незрелый» часто, но обычно как осуждение, а не диагноз. Когда тот или иной вид незрело­сти сохраняется у взрослого, мы обычно этого не замеча­ем, если только такая незрелость не раздражает нас и не мешает нашим отношениям и серьезному делу жизни. Мы все сохраняем некоторые черты детства, и среди них есть такие, от которых не стоило бы отказываться, даже если бы мы могли. Нам нужна детская любовь к играм и заба­вам, к чепухе и фантазии; нам необходимо время от вре­мени закусывать удила и дурачиться, если при этом не страдает ничто, кроме нашего чувства собственного до­стоинства.

Но некоторые формы незрелости способны вызвать тре­вогу, потому что являются признаками болезни, признака­ми действия подсознательных сил, которые ограничивают нашу свободу быть взрослыми и добиваться счастья.

Знакомый признак, пагубный для брака, если не вообще для любви, это детская неспособность заглянуть вперед, видеть и преследовать дальние цели. Для детства это есте­ственно. Даже подростку трудно научиться экономить деньги на карманные расходы, чтобы потратить их через неделю. Маленький ребенок не может согласиться с требованием матери отложить леденец и съесть его после обеда. Учиться откладывать удовольствия — это часть процесса взросления. Большая часть нашей взрослой жизни связана с планиро­ванием и работой ради достижения чего-то такого, чего мы хотим; сегодня мы тратим мысли и энергию, чтобы полу­чить удовлетворение позже. Партнер в любви и в браке, который не способен сотрудничать на таком уровне, может внести хаос в отношения.

Общее описание незрелого поведения — хочу, а не даю. Ребенок почти не умеет давать. Мы просим ребенка по­делиться игрушкой или сладостью с товарищем, и тот может наотрез отказать, но может и неохотно согласить­ся, если мы его просим, а он хочет, чтобы мы были им довольны. Его интересуют только собственные желания, собственные удовольствия. И лишь позже и очень посте­пенно он начинает понимать, что у других тоже бывают желания и потребности, а еще позже становится заинте­ресован в том, чтобы внести свой вклад в удовлетворение и счастье других.

Научиться понимать в этом смысле других — все равно что научиться объемно видеть и определять расстояние гла­зом. У нас два глаза, и это дает нам бинокулярное зрение, но требуется время, чтобы научиться им пользоваться, и еще больше времени, чтобы верно определять расстояние до предметов. Младенцу кажется, что до всего, что он ви­дит, он может дотянуться: он тянет руку и к пальцам на ноге, и к игрушке в дальнем конце колыбели. И лишь с помощью опыта, двигаясь и дотрагиваясь до предметов, прикасаясь к предметам близким и далеким, ребенок раз­вивает восприятие третьего измерения.