Уолтер Липпман - Общественное мнение

Управление, построенное на этом принципе, как свидетельствует исторический опыт, может превратиться либо во взаимное восхваление политиков, либо в хаос воюющих между собой цехов. Ведь если рабочий цеха имеет реальное мнение о вопросах, относящихся исключительно к работе цеха, то его «волеизъявление» относительно отношений цеха к заводу в целом, данной отрасли промышленности и государству подвержено всяческим ограничениям, обусловленным объемом доступной ему информации, стереотипами и личными интересами, которые окружают любое другое замкнутое на себе мнение. Его опыт работы в цехе в лучшем случае помогает увидеть отдельные аспекты целого. К своему мнению относительно того, что должно быть сделано в цехе, он может прийти в результате непосредственного знания важных фактов. Мнение рабочего о том, что должно быть сделано в огромной сложной среде, находящейся за пределами видимости, с гораздо большей вероятностью будет неверным, чем верным, если оно представляет собой обобщение его опыта существования в отдельном цехе. Опыт должен показать представителям гильдейского общества, точно так же как он показал руководителям профсоюзов, что по значительному числу вопросов, которые они должны разрешить, у отдельных цехов не существует «действительного волеизъявления».

Тем не менее гильдейцы настаивают на том, что подобная критика слепа, поскольку не принимает во внимание великое политическое открытие. Вы можете быть совершенно правы, говорят они, думая, что представители цехов должны будут сформировать свое собственное мнение о вопросах, по которым у цехов нет своего мнения. Но вы можете просто впасть в древний парадокс: вы ищете человека, который представляет группу людей. Вы не можете его найти. Единственный кандидат на эту роль — человек, который выполняет «какую-то определенную функцию» [345]. Таким образом, каждый человек должен помочь выбрать столько представителей, сколько существует «отдельных важных групп функций, которые должны выполняться».

Вообразите, что представители выступают не от имени людей, работающих в данном цехе, а выполняют функции, в которых люди заинтересованы. Они, представьте себе, ведут себя предательски, если не выполняют волю группы, понимают свою функцию иначе, чем ее понимает группа, от имени которой они выступают [346]. Эти функциональные представители время от времени встречаются друг с другом. Их задача состоит в том, чтобы координировать и регулировать. На основании каких норм каждый из них оценивает предложения другого, при том, что существует конфликт мнений между цехами? Поскольку если бы такого конфликта не было, то не было бы необходимости координировать и регулировать.

Далее. Принято считать — особое достоинство функциональной демократии состоит в том, что люди голосуют искренне и в соответствии со своими собственными интересами, которые, как считается, они познают исходя из их повседневного опыта. Они могут делать это в рамках самодостаточной замкнутой группы. Но во внешних отношениях группа как целое или ее представитель имеют дело с вопросами, выходящими за пределы непосредственного опыта. Данный цех не приходит к представлениям о ситуации в целом стихийно.

Следовательно, общественные мнения в цехе относительно прав и обязанностей в данной отрасли промышленности и в обществе — это вопрос образования и пропаганды, а не автоматического продукта самосознания работников цеха. Независимо от того, выбирают ли гильдейцы делегата или представителя, они не могут избежать проблемы ортодоксального демократа. Группа в целом или выбранный ею представитель должны уметь выйти за пределы своего непосредственного опыта. Они должны голосовать по вопросам, поставленным представителями других цехов, касающимся проблем, выходящих за границы конкретной отрасли промышленности. Главный интерес цеха не покрывает даже функции отрасли в целом. Функция отрасли промышленности, округа, государства — это понятие, а не опыт. Оно должно быть изобретено. Его следует нарисовать в воображении, ему следует научить, в него следует поверить. И даже если вы определите эту функцию максимально аккуратно, как только вы допустите, что представление каждого цеха об этой функции не обязательно совпадет с мнением о ней других цехов, то вы автоматически говорите, что выразитель одного интереса обеспокоен предложениями, поступающими от тех, кто представляет другие интересы. Вы говорите, что он должен понимать общий интерес. А голосуя за него, вы выбираете человека, который не просто представляет вашу точку зрения на вашу функцию, то есть то, что вам непосредственно известно, а человека, который представляет ваши взгляды относительно понятий других людей об этой функции. Вы голосуете так же неопределенно, как голосует ортодоксальный демократ.

Гильдейцы в собственном сознании разрешили вопрос о том, как понять общий интерес — путем игры со словом «функция». Они рисуют себе общество, в котором основная работа всего мира была аналитически разложена на функции, а эти функции в свою очередь гармонично синтезированы в единое целое [347]. Они исходят из предпосылки существования обязательного соглашения как о намерениях общества в целом, так и о роли каждой организованной группы в выполнении этих намерений. Таким образом, под влиянием добрых чувств они выбрали себе название, которое обязано своим происхождением католическому феодальному обществу. Но они должны помнить, что схема функции, которой руководствовались мудрецы того времени, была разработана не смертными. Остается неясным, как, по мнению гильдейцев, эта схема будет разработана и принята в современном мире. В одних случаях они, видимо, доказывают, что эта схема разовьется из организации профсоюзов, а в других — что структурообразующую (constitutional) функцию группы определят коммуны. Однако с практической точки зрения чрезвычайно важно, верят ли они в то, что группы определяют свои собственные функции, или нет. В любом случае, Коул допускает, что общество может существовать на основе социального контракта, основанного на принятом представлении об «отдельных важных группах функций». Как распознаются эти отдельные важные функции? Насколько я понимаю, Коул считает, что функция — это то, в чем заинтересована группа людей. «Сущность функциональной демократии состоит в том, что человека следует учитывать (count over) столько раз, сколько существует функций, в которых он заинтересован» [348]. Однако существует по крайней мере два значения слова «заинтересован». Оно может использоваться тогда, когда некто непосредственно вовлечен в дело и когда внимание человека отдано какому-то делу. Например, Джона Смита может страшно интересовать бракоразводное дело Стильмана. Он может следить за каждым его поворотом по всем бульварным газетенкам. Тогда как сам молодой Гай Стильман может совершенно не волноваться по этому поводу, несмотря на то, что от этого процесса зависит его судьба. Джона Смита интересует судебное дело, которое не влияет на его «интересы», а Гая совсем не интересует дело, ход которого может определить всю его жизнь. Боюсь, что Коул доверяет Джону Смиту. На очень «глупое возражение», что голосовать на основании функций значит голосовать очень часто, он отвечает так: «Если человек недостаточно заинтересован, чтобы голосовать, и его нельзя достаточно заинтересовать, чтобы он голосовал по, скажем, дюжине различных вопросов, он уклоняется от своего права голосовать, и результат оказывается не менее демократическим, чем если бы он голосовал слепо и без всякого интереса».