Елена Мадден - Наши трёхъязычные дети

Наверное, паниковать всё же не надо. Недавно вспомнила рассказ Л., как М. тестировали в билингвальной немецко-русской школе у Бранденбургских ворот. Учителя были в восторге от того, что М. склоняет существительные правильно! В отличие от других претендентов на место в школе. Например, она говорила «на кровати», «под кроватью». Л., делясь со мной впечатлениями, вспоминала о своём недоумении: а как можно иначе сказать?.. У Л. в это время семья существовала как, практически, русская: русский представляли мама и бабушка, папа появлялся нечасто и говорил дома по-русски. Неудивительно, что девочка говорит так же хорошо, как дети в России.

Алек получил в подарок свисток-леденец, играл им всю дорогу до детской площадки – на площадке вдруг обнаружилось, что потерял подарок. Говорит, махнул рукой – вещь исчезла в кустах. Показал кустик. И удалился играть; видимо, не придал пропаже большого значения. Потому я не стала долго искать. Минут через 10 пропавшее нашлось: в кармане курточки! Память…

Играли в «уборку»: я создавала хаос, раскладывая всё на неподходящие места (ботинок на письменном столе и т. п.), Алек наводил порядок, комментируя свои действия. Потом ему надоело; сам собой возник новый вариант игры. У каждого из нас было в руках по машинке, они постоянно перемещались (надо было говорить, где они и что делают), соревновались, боролись и т. д. Оказалось полезно: 1) потренировались в падежах, по-русски и по-немецки, 2) в формах прошедшего рода в русском. (Кстати, выяснили серьёзность запущенной проблемы: Алек и после 10 минут игры называл машину «он», «маленький» и говорил «поехал»; неверные формы позиций не сдают!)

Аня: «Я хочу, чтобы ты читаешь».

Аня рассказывает о фильме: подлодка, которая плавает в somebody’s body. Переключение, заданное темой (как обычно), – или заполнение опустевшего места, забытых русских слов оживлёнными в памяти английскими?

М.: Аня теперь говорит всегда tell you something (до поездки say you what, по немецкому образцу Ich möchte dir ’was sagen). Алеку объяснили, в чём ошибка, и он прислушался, теперь ошибается, только если недостаточно сосредоточен.

АЛЕК

в русском

Вернулись трудности с родом глаголов в прошедшем времени (и когда говорит о себе!).

Не всегда правильное согласование (прилагательных и местоимений) с существительными в роде.

Есть трудности с множественным числом («глазы»), с падежами – особенно с предложным (который не всегда использует) и творительным, закрепился и не уходит ужасный оборот «вместях с» (дальше может быть не только творительный, но и… родительный и винительный!).

Спряжение: трудности в глаголах с чередованием / с изменением ударения (сказаю, лю́блю, хо́чу, хо́чил —!), «буду съесть».

В синтаксисе – калька с немецкого «Что это для?», «Где мы идём?», высказывания с одним отрицанием.

Речь с запинками, иногда хуже артикулирована.

в немецком

Трудности с артиклями, окончаниями существительных.

Не всегда верно спрягает неправильные глаголы.

Иногда нарушает порядок слов в сложноподчинённых предложениях.

в английском

Нерегулярные глаголы плохо даются, использует инфинитив вместо причастных форм (случаи fall – fell – has fallen, think – thought, buy – bought, see – saw – has seen). У него go вместо went.

Род бывает не тот.

АНЯ

в русском

Иногда неверно образует предложный падеж; но она сразу же «схватывает» правильную форму.

«Возьмила», «возьмить».

«Я хочу, чтобы ты читаешь».

Русский у Ани тише двух других языков, несколько монотонен, чуть более отчётлив, чем нужно.

в немецком

в английском

Как и у Алека, проблемы с нерегулярными глаголами. У неё goed вместо went.

ОБА

заменяют look at… на look on (что меняет значение: посмотреть – наблюдать). (Мало используют предлог at, заменяют.)

Kehlkopfverschluß в начале английских слов.

«That are…» вместо «Those are…» (переводят немецкую конструкцию: Das sind…, но по русскому образцу: «Это…», со сказуемым-существительным во множественном числе).

«They want, THAT something happens» (вместо They want something to happen) (М.: ошибка теперь считается знаком «бруклинского диалекта»: конструкция из речи еврейских иммигрантов чрезвычайно распространилась).

М. сообщил ещё об одной старой ошибке: дети «всё ещё» используют в английском двойное отрицание («I don’t do nothing» вместо «anything»). По русскому образцу, думал М.; но как раз двойного отрицания мне в русском не хватает! Они используют нужную форму не в том языке…

Аня сказала пару слов по-немецки, я попросила перейти на мой язык. Аня возразила, волнуясь: «Тогда и ты не говори по-немецки с папой». (Мы, к сожалению, иногда переходим, когда тема сложная и времени нет ждать, пока останемся одни: М.-у легче понять письменный русский, чем устный.)

В России.

Смешные рассказы о К. Выпрашивала мелочи из киоска – родители устали бороться и решили обратить приятное (для неё) в полезное. Стали давать карманные деньги, с условием, что сама себе купит, что хочет. К. в итоге рано научилась счёту и операциям с цифрами. Но даже в школе сохранила забавную особенность: с вычитанием-сложением-делением легко справлялась, разве что добавляла после цифры: …рублей. Производить арифметические действия ей было проще, если объясняли, что речь идёт, скажем, о конфетах.

К. (ей теперь 7) говорит, что ей начали давать деньги лет в 5. Нашим почти 6, но они в арифметике далеко не так продвинуты, как К. в их возрасте…

М. говорит, дети используют (по немецкому образцу) форму bring with, а надо бы bring along. Впрочем, уже поколение нынешних 20-летних не опознаёт эту форму как неправильную, как немецкую кальку: она (из языка нью-йоркских евреев?) вошла в слэнг.

Мой брат услышал «акцент» в Аниной речи: чзвучит иначе («по-английски», его словами). Мы с М. этого не чувствовали. Я прислушалась – теперь и мне кажется, что чне вполне правильное: жестковато, и как будто слышится призвук «ш». Работаем: предложила Ане повторять «чья чашка». Аня говорит, что тоже слышит разницу между её чи нашим.

Рассказ М. Аня решила, что фигурка шотландца в национальном костюме – кукла-девочка. М. поправил – Аня оспорила и, в доказательство, задрала юбочку куклы, демонстрируя голый животик без пениса. Информация из детского садика… А я-то (из-за Алековых проблем с родовым самообозначением) начала было думать, что мы плохо объяснили им, что такое пол. (Причина – отвращение к «фрейдистской» тотальной сексуальности, не только интерпретирующей детскую психику, но и навязанной целым поколениям – и детям тоже.)

М. говорил с моим отцом – Алек подошёл, положил М. ладонь на рот и потребовал, чтобы тот перестал говорить по-русски. М. думает, потому, что его русский был ломаный.