Гуго Глязер - О мышлении в медицине

Даже в тех, можно сказать, ужасных положениях, в которых Броун отрицал исцеляющую силу природы, можно найти зерно хорошего, а именно тождество между процессом излечения и болезненным процессом, т. е. единство всех процессов жизни. Между состоянием здоровья и болезнью, если продолжить мысль Броуна, пропасти нет, это не различные явления, но нечто единое, и практический врач, подходящий к постели больного, должен это знать. Не симптомы составляют болезнь; нет, сама она должна быть установлена и побеждена. Итак, даже в броунианизме, этой путанной системе, мы видим зерна, сулившие плоды и принесшие их.

Но для успеха и широкого распространения этого учения прежде всего было важно, что оно было новым, простым и соответствовало скромному научному образованию большинства врачей того времени. Научно мыслящему меньшинству оно давало возможность вносить в него улучшения и на основании собственных мыслей создавать теории. Таким образом, в Германии и во Франции возникло учение о витализме, старавшееся приблизиться к явлениям жизни в большей степени, чем это сделали Броун и его современники.

Так, Теофил Бордэ считал предварительным условием для жизни различное устройство отдельных частей тела и поэтому отстаивал необходимость изучения анатомии в связи с физиологией; причина самой жизни, по его мнению, не материальна.

Его соотечественник Бате тоже высказывался, так сказать, за автономию жизненного начала, не зависящего ни от тела, ни от души. Затем следует назвать Биша, возможно еще более значительного ученого, чем названные выше. Хотя он умер в возрасте 31 года, в 1802 г., то, что он сделал за этот короткий срок, свидетельствует о глубине его мышления. Он строго придерживался виталистических взглядов, не считая, однако, это учение догмой. Он был анатомом и физиологом и рассматривал жизнь как совокупность функций; сущность жизни неизвестна, но можно сказать, что жизнь слагается из двух сфер–внутренней жизни и внешней; к внутренней жизни относятся пищеварение и дыхание, к внешней —• все виды выделений; кровообращение является общим для обеих частей и соединяет внутреннюю сферу жизни с внешней; основными силами являются чувствительность и сократительность. Учение Биша о витализме, несомненно, побуждало к дальнейшим исследованиям; его заслуги перед анатомией и физиологией незабываемы, но учение это не удовлетворяло ученых; в нем не было единства.

В Германии был великий исследователь, занимавшийся витализмом, но относившийся к нему скорее отрицательно. Иоганн Христиан Рейль (1759–1813), выдающийся врач, занял положение, которое можно назвать направленным против абсолютного витализма, хотя его самого все–таки можно относить к виталистам. Также и его мучил вопрос: что такое жизнь? И он старался найти ответ на него.

Теории о жизни тогда можно было разделить на две группы. Одни определяли жизнь как нечто самостоятельное, другие, которые составляли большинство, ставили ее в зависимость от внешнего мира. Теории второй группы пользовались понятием раздражения, причем развитую Броуном систему все еще признавали пригодной. При этом всегда оставался открытым вопрос: как внешние обстоятельства могут возбуждать организм? И так как ответа на него не находилось, то между внешним миром и организмом вводили нечто третье—-жизненную силу, и старались помочь себе этим понятием во всех затруднительных положениях.

Также и Рейль занимался и вопросом о жизненной силе, и его сочинение на эту тему получило широкое распространение. Все явления, по его мнению, являются либо материей, либо представлением; за пределы этих понятий выйти невозможно; о жизненной силе он писал: «Силы человеческого тела суть свойства его материи, а его особенные силы — результаты его своеобразной материи. Явления материи настолько различны, насколько различны ее свойства, и соотношение между явлениями и свойствами материи настолько многообразно, насколько и свойства материи. Насколько многоразличными можно себе представить эти соотношения, настолько многоразлично и понятие о силе. Тело животного обладает физическими силами, поскольку физическая сила показывает отношение общих явлений к общим свойствам материи, и его физические силы располагают почвой именно в той же материи, в которой лежит почва для явлений жизни. Жизненная сила показывает соотношение между особыми явлениями, которыми живая природа отличается от мертвой, к особенно образованной и смешанной материи. Мы сможем точно отличить эту силу от прочих естественных сил только после того, как мы посредством химических исследований определим состав живой материи. До этого мы можем ее определять, только изображая исключительные свойства, воспринимаемые нашими органами чувств. Обычные определения жизненной силы, по моему мнению, темны, чересчур узки или неверны».

Далее он пишет: «Физические, химические и механические силы животных организмов, как утверждают, подчинены жизненной силе, как будто связаны ею и только со смертью животного освобождаются от этого подчинения и восстанавливаются в своем господстве. Но представить себе такое господство и подчинение в природе невозможно; в ней все действует по вечным и неизбежным законам».

У Рейля, как мы видим, были свои собственные взгляды и теории, но он был скромен. В его сочинении о лихорадочных болезнях говорится: «Я пишу во времена, когда нервная патология, гуморальная патология, броунианцы и антиброунианцы стоят друг против друга на поле боя, во времена, когда общепринятые теории в медицине поколеблены, когда физиологии, а вместе с ней и практическому врачеванию предстоит полная, вероятно, благодетельная реформа. Я проверил учения врачей старших и более молодых поколений, был сторонником то одной, то другой системы и ни в одной из них не нашел успокоения, какого искал, но теперь, после того как меня достаточно долго бросало в водоворот необоснованных гипотез, полностью убедился в том, что в медицине существуют области, где еще царит непроглядная ночь, области, которые возможно разъяснить не гипотезами, а только экспериментами и на основании опыта».

Рейль сказал, что медицина не двигалась вперед, но дошла до стены. В эту фазу, как это понятно, снова включилась философия; в области естественных наук и медицины она приобрела особый характер—-натурфилософии, которая хотела внести знание глубоких естественных начал всех вещей в общую сумму постигаемого и тем самым пришла к результатам, которые имели значение также и для медицины.

Натурфилософия сама по себе не была ничем новым, не была открытием, сделанным на рубеже двух столетий; она восходила к Аристотелю. Мысли, тогда казавшиеся новыми, принадлежали Шеллингу и соответствовали потребностям врачей, которые, как это довольно часто бывало и раньше, не располагали научным обоснованием своего предмета. Как полагали, обоснование это содержалось в «Основах натурфилософии» Шеллинга (1799).