Серен Кьеркегор - Беседы и размышления

Разве не радостно то, сколь свободно может страдающий дышать в этой мысли! Страдающий не просто с понуждением вверяет себя Богу и идет через тесноту, нет, он говорит: теснота для меня – знак благоволения ко мне, теснота – мой помощник, ведь теснота является путем. Когда ребенок только робеет перед учителем и боится его, он может, пожалуй, многому научиться; но когда доверие изгоняет страх и побеждает свобода духа, тогда начинается образование в высшем смысле этого слова. И то же относится к страдающему, когда он, убежденный в том, что теснота является путем, побеждает тесноту; ведь разве это не победа – в высшем смысле слова – над теснотой – поистине желать верить, что теснота это путь, это помощник! Апостол Павел говорит в одном месте: вера – это наша победа, – и в другом месте: да, мы более чем побеждаем. Но возможно ли более чем побеждать? Да, если ты прежде начала сражения обратил врага в своего друга. Одно дело – побеждать в тесноте, одерживать над ней верх, как одерживают верх над врагом, оставаясь при мнении, что теснота – твой враг; но более чем побеждать значит верить, что теснота – твой друг, что она не препятствие, но путь, что она не мешает, но способствует развитию, не удручает, но облагораживает.

Теснота должна быть путем проходимым . С чем же можно встретиться на пути как с преградой, так что путь станет непроходимым? С теснотой. Но если теснота сама является путем, тогда ведь этот путь безусловно проходим. Страдающий может, если ему угодно, представлять себе тесноту все более и более ужасной; это ничего не убавит и не прибавит, – навеки ясно, что теснота является путем, а раз так, невозможно помыслить тесноту, которая способна преградить этот путь. Отсюда также можно видеть, что теснота должна к чему-то вести. Ведь что могло бы воспрепятствовать пути вести к чему-то, как не теснота; но если она не может стать препятствием на этом пути, тогда ведь этот путь обязательно будет всегда к чему-то вести.

Удивительно, тесный путь – единственный, на котором нет никакого препятствия, ведь теснота сама прокладывает путь вместо того, чтобы его преграждать. Но разве это не радостно! Ведь что безотраднее, чем то, когда путник вынужден сказать: здесь нет дальше пути; и что тогда радостнее того, что путник всегда с полным правом может сказать: здесь всегда есть путь!

Теснота – это путь, не требующий сверхчеловеческих сил . Нет, если бы теснота превосходила человеческие силы, тогда ведь путь был бы прегражден, и теснота не была бы путем. Апостол Павел говорит: «Вас постигло искушение не иное, как человеческое; но Бог при искушении даст и облегчение, чтобы вы могли перенести» [127] Ср. 1 Кор. 10, 13. . Но не сделал ли Бог искушение выносимым благодаря тому, что Он от вечности устроил так, что теснота является путем; ведь тем самым теснота раз и навсегда сделана выносимой. И что может служить более верным залогом того, что в искушении всегда есть выход, ведущий ко благу, чем то, что теснота сама является путем, ведь это значит, что теснота сама является выходом, и благим выходом из тесных обстояний.

Сверхчеловеческое искушение желает подавить собой человека; как крутая гора, которая приводит в отчаяние странника, так сверхчеловеческое искушение желает устрашить страдающего, превратить его в червя по сравнению с величиной искушения; как сила природы глумится над человеческими усилиями, так сверхчеловеческое искушение желает, высокомерно возвышаясь, гордо глумиться над бедным страдающим. Но, слава Богу, не существует никакого сверхчеловеческого искушения, это лишь лживая басня, изобретенная из боязливости или лукавства, когда желают снять с себя вину, уменьшить свою вину, преувеличив силу искушения, желают оправдать себя, изобразив искушение сверхчеловеческим. Писание говорит прямо противоположное; оно не просто говорит, что нет никакого сверхчеловеческого искушения, но в другом месте, где речь идет о страшных бедствиях, в ожидании которых люди будут издыхать, оно говорит верующим: «Когда начнет это сбываться, тогда поднимите головы ваши» [128] Ср. Лк. 21, 28. . Искушение имеет, таким образом, не сверхчеловеческие размеры; напротив, чем ужаснее теснота, тем выше держит верующий голову, да, ведь он держит голову выше, поднимая ее над теснотой. И если теснота есть путь, тогда верующий, опять же, над теснотой; ведь путь, по которому идет человек, пролегает не над его головой, – нет, человек идет по нему, ступая по нему ногами.

Так что в мысли, что теснота является путем, заключена сплошная радость. Страдающий сразу с определенностью знает, в чем состоит задача, он может сразу начать выполнять ее со всей силой, никакое сомнение не способно прийти и вклиниться между путем и теснотой, ведь они нераздельны навеки; и потому навеки ясно, что этот путь должен к чему-то вести, ведь никакая теснота не может преградить этот путь, который всегда проходим, равно как теснота никогда не превосходит человеческих сил. Напоследок же можно сказать о том, о чем, конечно, никогда не следует забывать: о том, что теперь на очереди стоит другой вопрос: как страдающий должен идти тесным путем. О, но если верно, что мало пользы человеку с холодным сердцем в мертвом рассудочном постижении, то поистине понимание, которое делает человека радостным и горячим в тесноте, должно также укреплять его и в этом: в том, чтобы правильно идти тесным путем. И верить – с уверенным духом, без сомнения, – что теснота, в которой ты пребываешь, – это путь, разве не значит также идти правильно тесным путем!

Когда человек желает положить чему-то начало – чему-то, что он намерен сделать или же претерпеть, – он прежде садится и вычисляет, сумеет ли он, действуя, выстроить башню [129] Ср. Лк. 14, 28 ff. , и сколь высокую; есть ли у него силы на то, чтобы, страдая, заложить фундамент, и сколь глубокий. Итак, он предварительно рассчитывает силы, взвешивает их, соотнося свои силы с задачей. О взвешивании здесь говорится в переносном смысле, но говорится очень выразительно, и это слово имеет то преимущество, которое всегда имеет слово, употребляемое в переносном смысле, – слово, которое от самых что ни на есть будничных вещей, словно через некую потайную дверь или словно по мановению волшебной палочки, возводит к высочайшим предметам, так что говорится о чем-то самом простом, но в то же время речь идет о самом высоком. К слову «взвесить» по значению близко слово «уравновесить» – уравновесить чаши весов или уравновесить то, что лежит на чашах весов. Что же значит уравновесить? Это значит привести две величины в отношение равенства, или сделать, чтобы они относились друг к другу как равные. Это имеет место с чашами весов. То есть чаши весов имеют совершенно равный вес, и если одна из них весит больше, на другую просто докладывают вес, так чтобы ни одна, ни другая сторона не имела никакого преимущества. Именно это мы ценим в весах, и когда это так, говорим, что они хороши и точны. Ничего другого мы здесь не можем сказать о весах, ведь вообще, стоит заметить, нет никакого искусства в том, чтобы так мерить вес; искусство начинается как раз, когда одна или другая сторона имеет преимущество, и тогда все дело в том, чтобы уравновесить свой язык, все дело, – да, давайте употребим простое выражение, которое, впрочем, так выразительно, – в том, чтобы держать язык за зубами.