Книга еретиков

Сам Несторий понимал соединение человеческой и Божественной составляющих во Христе как основанное не на необходимости природы, но на реальности любви, «благоволения» Божия. Он говорил про связь Бога-Слова и человеческой природы, понимаемой как «сочетание по благоволению» ( συνάφεια καθ’εὐδοκίαν), которое является «совершенным», «точным» и «постоянным». Несторий не говорил о единой «ипостаси» Христа («ипостась» он понимал как осуществление природы в единичном сущем), но вел речь о едином Лице ( πρόσωπον) Христа (таким образом, Несторий, в отличие от Каппадокийских отцов, различал понятия «ипостась» и «лицо»). Вместе с тем он мог говорить о двух ипостасях, соответствующих природам, во Христе, однако когда св. Кирилл обвинял его в том, что он учит о двух Сынах – Сыне Божием и Сыне человеческом, Несторий открещивался от такого понимания его позиции и утверждал, что подобные обвинения беспочвенны.

Самым проблемным местом в учении Нестория является вопрос о единстве Лица Христа, т. е. вопрос о том, что именно определяет это единство (неоднозначность и неудовлетворительность решения этого вопроса Несторием – важнейший из факторов, повлекших обвинения его в еретичности). Несторий мог говорить о волях, относящихся соответственно к Божественной и человеческой природам воплощенного Бога-Слова, однако он мог вести речь и об одной личной воле Христа; точно так же он мог говорить о лице, относящемся к человеческой природе Христа и к Божественной природе, и вместе с тем – о «Лице единения», которое относится ко Христу как индивиду. Соотношение этих аспектов в учении Нестория – когда подразумевается и двойственность, и единичность воли и лиц во Христе – не вполне понятно. Возможно, в системе Нестория оно решается посредством оригинального учения о взаимном использовании природными лицами друг друга, когда утверждается, что то, что принадлежит одной природе, принадлежит и другой и наоборот.

Движение несториан, не признавших осуждения Нестория, распространилось на Восток вплоть до Китая и Монголии. Церковь Востока не признала анафемы Эфесского собора на Нестория и анафемы на Феодора Мопсуестийского, провозглашенные на V Вселенском соборе. В 539/540 г. написанная Несторием книга Гераклида была переведена на сирийский язык и сыграла важнейшую роль в развитии учения Церкви Востока, не состоящей в церковном общении с православной Церковью. Церковь несториан существует по сей день.

По смерти Сисиния [250]самодержцы, ради людей тщеславных, не заблагорассудили рукоположить на епископство кого-либо из константинопольской Церкви, хотя многим хотелось иметь епископом Филиппа и многим Прокла [251], но решили вызвать иноземца из Антиохии. Там был некто, по имени Несторий, родом из Германикеи, человек с хорошим голосом и отличным даром слова. Посему-то и решено было вызвать его, как способного к проповеданию. Через три месяца Несторий явился, и весьма многие стали рассказывать о его воздержании, а каков он был в других отношениях – это от людей умных не утаилось с самой первой его проповеди. Быв рукоположен в десятый день месяца апреля [252], в консульство Филока и Тавра, он тогда же, в присутствии всего народа, обратил речь к царю и произнес следующие замечательные слова. «Царь! – сказал он. – Дай мне землю, очищенную от ересей, и я за то дам тебе небо; помоги мне истребить еретиков, и я помогу тебе истребить персов». Хотя некоторые простые люди, питавшие ненависть к еретикам, приняли произнесенные им слова с удовольствием, но от людей, умевших по словам заключать о качествах души, не укрылись, как я сказал, ни его легкомыслие, ни вспыльчивость, ни тщеславие, ибо, не удержавшись и на минуту, он уже дошел до таких слов; не отведав еще, как говорится, и городской воды, уже объявил себя жестоким гонителем. Действительно, в пятый день после своего рукоположения Несторий вознамерился разрушить молитвенный дом ариан, где они тайно молились, и через это довел их до отчаяния. Видя, что место молитвенных собраний их разрушают, они подложили под него огонь и зажгли. Огонь распространился и истребил соседние дома. От этого в городе произошло смятение, и ариане готовились к отмщению; но Бог, хранивший город, не попустил исполниться этому злу. С тех пор не только еретики, но и свои по вере стали называть Нестория «пожаром», ибо он не успокоился, но, строя против еретиков козни, губил город, сколько от него зависело. Пытался он мучить и новациан [253], завидуя тому, что новацианский епископ Павел славился набожностью, но самодержцы своим увещанием остановили порыв его. А сколько зла наделал он четырнадцатидневникам в Азии, Лидии и Карии и сколь многие чрез него погибли во время бывшего возмущения в Милете и Сардах, о том лучше, думаю, умолчать. О наказании же, которое постигло его и за это, и за необузданный язык, скажу немного ниже. <...>

Гл. 31. О том, что потерпели от Нестория македониане.

Между тем, поступая сам против обычая Церкви, Несторий, как показывают происшедшие при нем события, заставлял и других подражать себе в этом отношении. Так, епископ города Гермы в Геллеспонте, Антоний, подражая стремлению Нестория против еретиков, начал сильно преследовать македониан и в свое оправдание ссылался на поведение патриарха. Македониане [254]до некоторого времени терпели мучения, но когда Антоний стал мучить их с еще большей жестокостью, они, не могши переносить тяжести мук, впали в страшное отчаяние и, подослав людей, для которых приятное выше доброго, убили его. Как скоро македониане совершили такое преступление, Несторий воспользовался этим случаем для поддержания своих стремлений и убедил самодержцев отнять у македониан церкви. Вследствие сего у них отнята была церковь в Константинополе перед старой городской стеной, церковь в Кизике и много других, принадлежавших им в селах Геллеспонта. А некоторые из македониан обратились к Церкви православной и приняли веру в единосущие [255]. Но для пьяницы, говорит пословица, всегда будет вино, а для сварливого – предмет ссоры. Случилось, что Несторий, любивший изгонять других, и сам изгнан был из Церкви – по следующей причине.

Гл. 32. О пресвитере Анастасии, которым Несторий вовлечен был в нечестие.

При Нестории был пресвитер Анастасий, приехавший вместе с ним из Антиохии. Несторий весьма уважал его и в делах пользовался его советами. Однажды, уча в церкви, этот Анастасий сказал: «Пусть никто не называет Марию Богородицей, ибо Мария была человек, а от человека Богу родиться невозможно». Эти слова устрашили многих – как клириков, так и мирян, ибо все издревле научены были признавать Христа Богом и никак не отделять Его, по домостроительству, как человека, от божества, последуя слову апостола, который говорит: «еще и разумехом по плоти Христа, но ныне к тому не разумеем» [256], и: «темже оставлыне начала Христова слово, на совершение да введемся» [257]. Итак, когда в церкви, сказал я, произошло смятение, Несторий, стараясь подтвердить слова Анастасия – ибо ему не хотелось, чтобы человек, им уважаемый, обличен был в нечестивом учении, – стал часто проповедовать в церкви о том же предмете, нарочито предлагал о нем вопросы и всегда отвергал название Богородицы. А так как вопрос об этом различными людьми был понимаем различно, то в Церкви произошли разделения – и христиане, как бы сражаясь ночью, утверждали то одно, то другое, то соглашались с новым учением, то отвергали его. Между тем Несторий у многих про слыл таким человеком, который учил, что шсподь есть простои человек, и будто бы вводит в Церковь ересь Павла Самосатского и Фотина [258]. Касательно сего предмета возникло столько споров и такое смятение, что нужен был даже Вселенский собор. Но, прочитав изданные Несторием сочинения, я нахожу его человеком несведущим и буду говорить о нем справедливо, ибо как не неприязнь к нему заставила меня упомянуть о его недостатках, так и не угождение кому-либо расположить – высказать все то, что я нашел в нем. Мне кажется, Несторий не подражал ни Павлу Самосатскому, ни Фотину, да и не называл Господа совершенно простым человеком [259]. Он боялся, как призрака, одного названия Богородицы, и это с ним случилось от крайней необразованности. Быв от природы красноречив, Несторий считал себя образованным, а на самом деле не имел никакой учености, да и не хотел изучать книги древних толкователей. Ослепленный своим даром слова, он не выказывал внимания к древним, но предпочитал всем самого себя. Во-первых, он не знал, что в древних списках соборного послания Иоанна написано было: «всякий дух, который отделяет Иисуса от Бога, от Бога несть» [260]– и что хотевшие отделить божество от человека по домостроительству из древних списков изгладили сие изречение. Оттого-то еще древние толкователи заметили это самое, т. е. что некоторые, намереваясь отделить Бога от человека, исказили послание Иоанна. Между тем человечество и божество в Христе соединены, так что он – уже не два, а одно. Основываясь на этом, древние не сомневались назы вать Марию Богородицей. Например, и Евсевий Памфил в третьей книге «О жизни Константина» слово в слово говорит так: «Еммануил [с нами Бог] благоволил родиться для нас, и местом плотского его рождения, по свидетельству евреев, был именно Вифлеем. Посему благочестивейшая царица Елена всячески украсила эту священную пещеру и почтила дивными памятниками бремя Богородицы» [261]. А Ориген в первом томе своих толкований на послание Апостола к Римлянам объявил, почему она называется Богородицей, и подробно исследовал этот предмет [262]. Итак, очевидно, что Несторий не знал сочинений древних и восстал, как сказано, против одного имени. Но что он не называл Христа простым человеком, как Фотин или Павел Самосатский, это показывают и изданные им беседы, в которых он нигде не уничтожает ипостаси Бога-Слова, но везде исповедует Его ипостасным и сущным и не отнимает у Него бытия, как делали Фотин и Павел Самосатский или как осмелились утверждать манихеи и последователи Монтана. Таковыми-то нахожу я мысли Нестория, прочитав его сочинения и сообразив положения его приверженцев. Между тем пустословие Нестория возбудило во вселенной немалое волнение.