Михаил Пиотровский - Коранические сказания

В другом стихотворении Умаййи Нух упомянут как человек, испытавший высшую милость Господа. Он спас его во время потопа. Вспоминается об этом опять в контексте рассуждений о могуществе судьбы — она властна даже над теми, кого особо опекает бог. В стихотворном описании потопа есть два мотива, важных и для Корана. Это — «запылавшая печь», с которой начинается катастрофа, и строптивый сын, отказавшийся спасаться в ковчеге [40].

В стихотворении аль-А‘ша, поэта, который был знаменит уже до ислама, но пережил Мухаммада, упомянуты Аллах, насмешки над Нухом, «печь», строптивый сын, гора аль-Джуди. Кратко упомянуто о посылке птиц на поиски земли, о чем в Коране речи нет [41]. Этот рассказ восходит к докораническим сказаниям, но подвергся влиянию их коранической редакции.

Следующий этап развития сюжета мы встречаем у поэта-христианииа уже мусульманской эпохи аль-Кутами (конец VII — начало VIII в.). Он несколько раз рассказывает об истории Нуха, и его стихи выглядят первой иллюстрацией к кораническому рассказу [42].

Все это свидетельствует о том, что в Аравии и до ислама бытовала особая версия предания о Ное-Нухе. Коран ее использовал, развил и перестроил.

Аравийское предание могло возникнуть под влиянием воззрений неизвестных нам в деталях гностических сект. Образ спасавшегося самостоятельно сына Ноя тоже созвучен гностическим мотивам. У сетян, к примеру, считалось, что потомки Сифа (Сета), сына Адама, спаслись от потопа без помощи ковчега [43].

К месопотамским истокам, возможно, восходит образ жены Ноя. Он отсутствует в Библии, малозначителен в послебиблейских преданиях. Однако в более древних историях о потопе жены праведников действуют более активно [44].

Христианские и иудейские предания о Ное были многочисленны, разнообразны и красочны. Они широко бытовали по всему Ближнему Востоку, рассказывались и религиозными проповедниками, и сказителями. Часто они могли отрываться от своей религиозной пропагандистской сути. Их, как и многие другие предания, в качестве занимательных и назидательных легенд рассказывали на ярмарках и караванных стоянках Аравии.

Много вариантов легенд, бродивших по раннесредневековому Ближнему Востоку, записано в различных христианских сводах рассказов о древних событиях, в сборниках иудейских преданий. Однако нужно всегда помнить, что это лишь части, выхваченные из моря устных сказаний. Поэтому параллели между мотивами, встречающимися в Коране, и деталями конкретных христианских и иудейских текстов не означают прямой и даже опосредованной связи между ними. Они указывают нам лишь на примерные истоки и среду, откуда эти мотивы попали в Аравию, где распространились и были благодаря своей известности использованы Кораном. Обычно оказывается, что каждый коранический мотив, имеющий параллели, находит их себе и в христианских и иудейских текстах.

Именно в многочисленных текстах обеих религий появился образ Ноя, над которым издеваются соплеменники. Существование такого описания истории Ноя, видимо, и стало поводом для использования в Коране образа Ноя как одного из прототипов и «двойников» Мухаммада [45]. В иудейских и христианских преданиях был разработан и воспринятый арабской поэзией мотив об улетевшем и не вернувшемся вороне. В библейском тексте он улетает и возвращается, хотя радостную весть приносит голубка: «…и выпустил ворона, и он, вылетев, отлетал и прилетал» (Бытие 8:7). В иудейских комментариях к книге Бытия зафиксированы сказания, представляющие более подробную, чем в Библии, картину деятельности Ноя и враждебной реакции соплеменников [46]. Аггада рассказывает об издевательствах над Ноем. Христианин Ефрем Сирин тоже упоминает о том, как соплеменники Ноя веселились, слушая его речи [47]. Эти мотивы еще далеки от того, что появилось в Коране, однако они и им подобные могли послужить толчком для «творчества» Мухаммада.

В раввинской литературе сложилось представление о том, что вода потопа была горячей. Рабби Йоханан: «Каждую каплю, которую Бог обрушил на поколение потопа, он сначала раскалял в геенне» [48].

Кораническая фраза о том, что ковчег служит людям «напоминанием» (54:15; 69:12), может считаться просто образным выражением. Однако в ней можно видеть и отражение иудейских рассказов о том, что остатки корабля Ноя сохранились на одной из высоких гор [49].

История о строптивом сыне напоминает о легендах о непослушании различных сыновей Ноя. Чаще всего упоминают Хама, но не всегда только его. Существовали в иудейской литературе и сказания о том, что кроме ближайших родичей Ноя спаслись и некоторые другие люди, причем как в ковчеге, так и без его помощи. Коран как бы переделывает эти легенды в согласии со своей логикой и главной идеей.

В иудейских и христианских преданиях есть представление о том, что жена Ноя недостаточно помогала и даже была враждебна своему мужу [50]. В соответствии с этим или же опираясь на более ранние легенды о потопе, Коран ставит ее рядом с женой Лота-Лута, как одну из тех женщин прошлого, которые предали пророков. Возможно, что этот повторяющийся в Коране мотив призван с помощью противопоставления подчеркнуть верность первой жены Мухаммада, Хадиджи, поддержка которой сделала Мухаммада стойким перед долгим сопротивлением большинства мекканцев его проповеди. Аят о жене Нуха считается обычно мединским по происхождению, поэтому он мог вызывать аллюзии и вообще с жёнами Мухаммада, Коран ведь особо выделял их среди других мусульманок.

Глубинная основа коранического рассказа о Нухе, само собой разумеется,— библейская история о потопе (Бытие 6:9—9:28). Она дошла в Коран через несколько ступеней передачи и переработки. Тем не менее интересно сравнить эти два рассказа. В Коране сохранилась общая сюжетная линия. Сохранились многие мелкие, но характерные детали. К примеру, подчеркивается описание природы потопа как слияния небесных и подземных вод: Бытие 7:11: «…разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились»; Бытие 8:2: «И закрылись источники бездны и окна небесные, и перестал дождь с неба»; Коран 54:11-12: «И открыли Мы врата неба с водой извергающейся, и извели из расселин земли источники, и встретилась вода по повелению, которое было решено»; Коран 6:6: «…посылали на них небо обильным дождем и заставляли реки течь у них, а потом погубили их за грехи и произвели после них другое поколение» [51].

Отличия, однако, значительны. Общий стиль коранического рассказа, с одной стороны, более суров, с другой — более жив и непосредствен. Библейские мотивы дошли до Аравии как бы в двух комплексах мотивов. Один — это воспоминание о страшной катастрофе, постигшей некогда людей. Она была поводом для рассуждений и размышлений о ничтожности человека, о боге, судьбе. Это особо волновало христиан, гностиков, благочестивых аравийских ханифов. Другой — назидательная, страшная, но в первую очередь интересная история, где было много действия, действующих лиц, диалогов. Особое место заняли истории о непослушном сыне, вороне и голубке. Популярная история стала важной частью мировой истории, доказывающей достоверность претензий Мухаммада на пророческий сан с помощью образа его «двойника» Ноя-Нуха.