Брюс Лоуренс - Коран. Биография книги

«О народ мой! Поклоняйтесь Аллаху; нет для вас никакого божества, кроме Него. Он вас возрастил из земли и поселил вас на ней. Просите же у Него прощения, потом обратитесь к Нему. Поистине, мой Господь — близок и отвечает!»

Сидя в пещере Хиры в течение священного месяца рамадан, Мухаммад обдумывал все это. На время рамадана приостанавливалась любая родовая вражда, и жители Мекки, у которых были средства и свободное время, могли уехать на окраины города, в горы, окружавшие их, и в пещеры, где можно найти приют и покой.

Мухаммад более десяти лет следовал этому обычаю. Затем, в одну из ночей месяца рамадан 610 года, когда ему было около сорока лет, он почувствовал в себе странное побуждение.

Благочестивый торговец любил этот особенный месяц. Это время заставляло его глубоко духовно погрузиться в себя, давало силы сопротивляться желанию вернуться в обычный мир, к проблемам семьи, делам, путешествиям. Мухаммад всегда стремился сдерживать такие порывы: они затмевали его разум, мешали его духовному миру и, более того, препятствовали поискам истины.

Но в этот раз побуждение оказалось иным, более глубоким и захватывающим. Тогда он и услышал слова, не принадлежащие ему: «Читай!» И перед Мухаммадом появился лоскуток шелковой ткани с вышитыми на нем словами. «Что читать?» — спросил он. «Читай!» — снова прозвучал приказ, и вновь перед ним раскинулась парча. «Но я не умею читать!» — заикаясь, проговорил торговец.

Это было правдой: он не умел читать. Все, кто сопровождал Мухаммада в путешествиях с караванами — в Египет или Сирию, в Йемен или Абиссинию — знали: он различал буквы, но не умел читать слова. Те люди вели несколько торговых договоров, которые требовалось прочесть и подписать. Когда Мухаммаду приходилось подписывать их, он просил кого-нибудь зачесть вслух написанное, а затем «ставил подпись», прижимая свою ладонь к бумаге. Тогда почему же этот голос просил его читать?

Но пока Мухаммад размышлял об этом, голос в третий раз скомандовал ему: «Читай!» «Но я не умею читать!..» Не успел он произнести это, как появились слова:

Читай! Во имя Господа твоего, который сотворил —

сотворил человека из сгустка.

Читай! И Господь твой щедрейший,

который научил каламом,

научил человека тому, чего он не знал

Эти слова стали частью Мухаммада. Он произнес их, не читая. Но почему же в них Бог назывался Господь ТВОЙ? И почему строки рифмовались? Поскольку Мухаммад не мог прочесть слов, он был в замешательстве и очень испуган. Неужели внутренний порыв породил эти стихи? Неужели он стал одержимым или исступленным поэтом, как некоторые его соплеменники, которым не верят и даже презирают их? Неужели за свои поиски правды он в одно мгновение поплатился самообманом?

Не успел Мухаммад понять, что произошло, как все его тело затряслось. Затем голос заговорил снова. Он обратился к нему по имени: «О Мухаммад! О Мухаммад!» Потом говоривший продолжил: «Ты не можешь защититься от лукавого. Только Тот, кто все слышит и все знает, может защитить тебя. Обратись к Господу, но прежде, чем ты назовешь Господа его величайшим именем, скажи: «Я ищу защиты от Сатаны, проклятого, во имя Того, кто все слышит и все знает». Перед тем, как ты повторишь слова, которые я передал тебе от твоего Господа, скажи: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного!»

И воцарилась тишина.

Мухаммад ждал следующих наставлений. Ему нужен был совет. Что же теперь делать? Куда идти? Как понимать все, что произошло?

Но более ничего не последовало. Он встал, быстро ушел с горы, направляясь в Мекку, домой, к Хадидже, его любимой жене. На середине пути голос послышался вновь, становясь все громче и громче. Теперь у обладателя этого голоса появилось мужское лицо. Казалось, оно возникло прямо из-за горизонта. Небесный образ произнес: «О Мухаммад, ты апостол божий, а я Джибриль».

Мухаммад попытался отвернуться, но куда бы он ни посмотрел, везде было это лицо, оно отовсюду глядело на него.

Благочестивый торговец не мог пошевелиться. Он замер на месте и стоял там долгое время, пока, наконец, его жена Хадиджа не послала людей на поиски своего мужа. Они нашли Мухаммада и привели домой.

Как только люди ушли, Мухаммад упал в объятия жены. Он рассказал ей обо всем, что произошло в этот самый странный день в его жизни на вершине горы Хира. «О, сын моего дяди, — воскликнула Хадиджа, обращаясь к мужу точно так же, как называла его, когда предлагала жениться на ней около пятнадцати лет назад. — О, сын моего дяди, успокойся и возрадуйся. Во имя Единого Господа, Кто объял душу Хадиджи, я смею надеяться, что ты избран, чтобы быть пророком для этого народа».

Пророком для своего народа? Как мог простой купец, сидящий в пещере и в тишине размышляющий о жизни, стать посланником, который должен провозгласить послание Господа, выступая против собственных желаний и, более того, против предпочтений и обычаев своего народа? Каждый пророк, в конце концов, еще и мятежник. Мухаммад же никогда не представлял себя в подобной роли. Ничто в его жизни не было подготовкой к предстоящему испытанию.

Жене купца и его младшему двоюродному брату предстояло увидеть его в ином свете. Мухаммад все еще оставался для них близким человеком, но теперь они видели: он стал независимым, отдаленным, самостоятельным, скорее уважаемым, чем возлюбленным, хотя они всегда заботились о нем, принимая во внимание слова и желания.

Но другие люди были к нему не столь добры, а иные — даже грубы. Они часто насмехались над Мухаммадом за его вспышки «поэзии», за «притворное» вдохновение.

Но самым тяжелым испытанием для пророка стало ожидание — долгие, казавшиеся бесконечными периоды молчания. Если он действительно достоин своего высокого призвания, то почему голос, который Мухаммад слышал тогда, не проявлялся чаще и настойчивее?

Мухаммаду приходилось переносить эти долгие периоды, когда он не слышал никакого внутреннего голоса. А каждый раз, когда он появлялся, пророк повторял услышанные слова, чтобы люди могли в точности их запомнить. Кроме того, он полагался на свою любимую и верную жену Хадиджу. Она стала первой мусульманкой-женщиной, дабы сделать всех женщин верующими наравне с мужчинами. После нее новую религию принял младший двоюродный брат Мухаммада — тот самый мальчик Али, который отличался завидной верностью и постоянством в любви к пророку.

К 619 году пророк получил уже множество посланий свыше. Хотя Мухаммад перестал бояться, что он всего лишь одержимый провидец или исступленный поэт, каждый час пророк жил под защитой одной фразы, известной, как басмала: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного». Каждый раз, слыша голос, он повторял эти слова, чтобы убедиться: с ним говорит никто иной, как Господь всего живого, а не проклятый, не Сатана, проникший в его сознание в обличии Бога и шепчущий что-то на ухо.