Барт Эрман - Иисус до Евангелий. Как обрывочные воспоминания нескольких человек превратились в учение о Господе, покорившее мир

• Поскольку еврейские вожди не входят к Пилату, а лишь посылают к нему Иисуса, наместник оказывается в своеобразной ситуации: он вынужден курсировать между ними и обвиняемым. Сначала он общается с Иисусом наедине, потом выходит из претории к еврейским вождям; потом входит, потом опять выходит и т. д. И так шесть раз.

Отметим еще одну Иоаннову особенность: Иисус и Пилат ведут пространные разговоры. Иисус вовсе не молчит, в отличие от некоторых других повествований. Он использует выдвинутые обвинения, чтобы сказать Пилату о себе и своей личности, своем царстве и истине. Как и у Луки, Пилат пытается отпустить Иисуса (трижды), но «иудеи» и слышать об этом не хотят: они настаивают на казни. Наконец, Пилат выводит Иисуса наружу и показывает его им со словами: «Вот, царь ваш». Но евреи требуют распятия. Пилат спрашивает: «Царя ли вашего распну?» Первосвященники отвечают: «Нет у нас царя, кроме кесаря». Тогда Пилат «предал его им на распятие» (Ин 19:16).

Поразительная фраза! Кому именно – «им»? Судя по ближайшему контексту – первосвященникам. В этом рассказе Иисус не только предоставляет судьбу Иисуса воле еврейских вождей и еврейского народа, как в Лк 23:35. Он еще и отдает его «им» на распятие. За казнь Иисуса несут ответственность еврейские вожди.

Как мы уже поняли, один из индикаторов искажения памяти – невозможность согласовать разные версии события. И как мы отметили в главе 1, прошлое мы вспоминаем из-за настоящего . События в настоящем влияют не только на то, что мы вспоминаем, но и на то, как мы вспоминаем. Как же тогда обстоит дело с «настоящим» евангелистов, которые рассказывали о суде над Иисусом спустя 40–60 лет после этого суда? Могло ли настоящее исказить – сознательно или бессознательно – память о суде над Иисусом? Вопрос немаловажен, ибо здесь нас интересует не только вопрос об исторической достоверности воспоминаний о прошлом, но и то, какой свет проливают эти воспоминания на их обладателей. Что христиане считали важным в прошлом, когда представляли его себе?

Одно можно сказать с уверенностью: во времена евангелистов, через 40–60 лет после распятия, отношения между христианами (из язычников и евреев) и евреями-нехристианами были весьма напряженными. Как известно, большинство евреев не верили в мессианство Иисуса. Те немногие евреи, которые верили в мессианство Иисуса, настаивали на своей абсолютной правоте. Со временем различие во мнениях привело к значительной враждебности и неприязни. Христиане не могли взять в толк, почему евреи-нехристиане слепы к истине и отвергают собственного Мессию. Возникла версия, что такую позицию евреи заняли изначально. Следующим шагом стала мысль, что евреи и выдали Иисуса римским властям, когда отвергли его. А отсюда рукой подать до идеи, что Иисус умер из-за строптивых евреев. По сути, уже говорилось, что Иисуса убили евреи.

Это – искажение памяти. Иисуса убили не евреи: его убили римляне. Это не означает, разумеется, что можно винить всех римлян. (Курьез: на протяжении веков христиане обвиняли в убийстве Иисуса «евреев» и никогда – «итальянцев.) Приказ о распятии Иисуса отдал римский наместник Понтий Пилат.

Кроме того, многие детали выглядят как искажение памяти. Скажем, раз Иоаннова хронология отличается от синоптической, значит, одна из них неправильна. Еще любопытнее такой вопрос: почему с годами Пилата изображали все более невиновным в смерти Иисуса? Разные евангелисты выгораживают его по-разному, но если мы учтем, какие евангелия были написаны раньше, а какие позже, получится, что Пилата все больше обеляли. А ведь он и принял решение, сочтя Иисуса смутьяном (возможно, после очень короткого слушания)! 27Но потом некоторые христиане заявили, что он умыл руки и объявил Иисуса невиновным. Еще через некоторое время возникла версия, что он объявил Иисуса невиновным не один раз, а трижды. Еще позже сказали, что он выдал Иисуса первосвященникам для казни. Едва ли эти события происходили на самом деле. Воспоминания о суде над Иисусом исказились в ситуации, когда христиане спорили с евреями о мессианстве Иисуса. Но они все равно важны для нас, ибо показывают крайне конфликтный контекст, в котором об Иисусе вспоминали его позднейшие последователи. Люди не просто вспоминали исторические факты: они передавали их таким образом, какой был очень актуален в их настоящем.

Еще один способ выявить искаженные воспоминания связан с внутренним правдоподобием. Далее мы увидим, что есть веские основания считать весь эпизод с Вараввой искажением памяти. А пока остановимся еще на трех аспектах этих рассказов, которые выглядят весьма неправдоподобными.

Первое . Когда Иисуса приводят к Пилату, Пилат спрашивает толпу, какого узника отпустить и что делать с Иисусом. Достоверность этого сомнительна. Станет ли уважающий себя судья спрашивать людей в зале суда, кого помиловать и каким должен быть приговор? Едва ли. Есть ли у нас свидетельства, что какой-либо римский чиновник вел суд подобным образом? Нет. (Хотя некоторые отчеты о судебных процессах сохранились.) Был ли Пилат человеком, который стал бы плясать под дудку подчиненных? Отнюдь. Сколь велика вероятность, что это произошло? Очень невелика.

Второе . (Это касается лишь Евангелия от Иоанна.) Правдоподобно ли, что могущественный римский наместник станет бегать между обвиняемым и обвинителями, чтобы не задеть религиозные чувства последних? Не очень. Можно ли представить причину, по которой четвертый евангелист захотел бы подать ситуацию таким образом, хотя это и неправдоподобно? Да, конечно. В Евангелии от Иоанна еврейские вожди не хотят войти в преторию, чтобы вкушать вечером пасхальную трапезу. Они хотят съесть пасхального агнца. И они также хотят убить Иисуса. Но кто такой Иисус в Евангелии от Иоанна? В Евангелии от Иоанна (и только в нем) Иисус именуется пасхальным агнцем: «Вот агнец Божий, который берет грех мира» (Ин 1:29). Таким образом, возникает глубокая ирония: еврейские вожди отвергают то, чего больше всего хотят. Они не только отвергают собственного Мессию: они отвергают и пасхального агнца (при всем желании съесть агнца вечером). Перед нами не память о событии, которое реально произошло в жизни Иисуса. Перед нами отражение антагонизма, который испытывали христианские рассказчики по отношению к своим еврейским оппонентам. Последние же блюли еврейские обычаи, но не считали, что Иисус послан Богом для спасения мира.

Третье . (Опять-таки это касается лишь Евангелия от Иоанна.) Если Пилат действительно курсировал между еврейскими обвинителями с целью разобраться в обвинениях и Иисусом, а Иисус использовал эту возможность для речей о своей личности и идентичности, откуда Иоанну известны слова Иисуса? Ведь Иисус и Пилат беседовали наедине. А сразу после этого Иисуса отвели на казнь. Он никому не говорил об этой беседе. Крайне маловероятно, что годами позже Пилат делился воспоминаниями с любопытствующими христианскими рассказчиками. Так откуда же взялись слова, якобы произнесенные Иисусом? Кто-то их выдумал! Это искаженная память, хотя и по-своему ценная. Она понятна в свете более поздних христианских представлений об Иисусе: именно он, а не Пилат (и даже не кесарь), есть высший владыка; именно он – царь, хотя царство его «не от мира сего».