Барт Эрман - Иисус до Евангелий. Как обрывочные воспоминания нескольких человек превратились в учение о Господе, покорившее мир

Когда рассказчики описывали жизнь Иисуса в дни, годы и десятилетия после его смерти, они не только излагали его учение (своими словами), но и старались показать истинность этого учения. Старались доказать его. Доказательством служили дела Иисуса: Иисус не только проповедовал близость Царства, но и демонстрировал ее своими чудесами. Так христиане укрепляли веру новообращенных и склоняли к вере скептиков.

Но когда в христианстве появились эти предания? При жизни Иисуса? Сообщали ли о чудесах очевидцы? Или чудеса выдумали после распятия, в ходе христианской миссии, с целью убедить мир, что Иисус был великим чудотворцем и Сыном Божьим, который не только победил силы зла при своем воскресении, но и торжествовал над ними всегда, в ходе всей проповеди, – проповеди, которая доказывала, что апокалипсис близок, и Царство Божье вот-вот явится?

По большому счету, у нас нет способа узнать наверняка. Может, и при жизни Иисуса о нем такое говорили. Но сам факт, что чудеса приписываются Иисусу евангелистами, писавшими через десятилетия после его смерти, не доказывает, что эти рассказы имеют достоверную основу или хотя бы восходят к жизни Иисуса. Не будем забывать: искажаться может и суть предания. Рассказчики не только переформулировали унаследованные предания, выдумывали и меняли детали, приукрашивали повествования и добавляли целые эпизоды. Иногда их изобретательность шла гораздо дальше. И то, что впоследствии воспринималось как «суть» предания, было не точной памятью, а вымыслом, который возник по мере того, как истории рассказывались и пересказывались сотни раз, сотнями людей, в сотнях обстоятельств. С ходом времени Иисус становился все более могущественным.

Действительно ли он творил чудеса при жизни? На этот вопрос историк не может дать прямого ответа. 33Однако нет ничего невероятного в том, что чудеса Иисуса – это поздние «воспоминания» людей, которые уверовали, что Иисус воскрес и вознесся на небеса. Христиане думали: раз Иисус сейчас Владыка мира, значит, он еще во время своей проповеди являл эту власть, доказывая чудесами близость Конца.

Подведем итоги сказанному. Устные предания меняются по мере того, как их рассказывают и пересказывают, распространяют от человека к человеку. Они меняются при каждом пересказе. Если евангелия – не рассказ очевидцев (см. главу 3), а фиксация устных преданий, которые распространялись не неделями и месяцами, а годами и десятилетиями, то налицо искажения. Эти искажения можно проследить, сопоставляя, как выглядят одни и те же речения и описания у разных евангелистов: налицо противоречия. А еще есть исторически неправдоподобные сообщения, явно созданные после смерти Иисуса, когда люди рассказывали друг другу о Спасителе.

Однако изучение памяти необязательно имеет негативную направленность и занимается лишь аберрацией памяти. Можно повернуть его в позитивное русло: не только выявить достоверные воспоминания, но и понять, что воспоминания говорят о людях, которые передавали их. Разные люди и разные группы людей помнят вещи по-разному, ибо на воспоминания влияет их настоящее. Мы уже видели, как воспоминания об Иисусе менялись и даже придумывались в годы и десятилетия после его смерти. Но сейчас, в следующих двух главах, мы попытаемся разобраться в этом более последовательно, обратившись к трудам современных социологов, которые изучали, как и почему социальные группы помнят именно так, а не иначе. Это часто считается одним из самых интересных феноменов в изучении памяти и имеет особое значение для понимания раннехристианских воспоминаний об Иисусе.

Впервые я стал понимать, как влияют на память социальные условия, когда переехал на Юг в 1988 году. Всю свою взрослую жизнь до этого я провел в других широтах: пять лет в Чикаго и десять лет в разных местах Нью-Джерси. И в эти пятнадцать лет особо не думал о гражданской войне в США (1861–1865 годов. – Прим. пер. ). Конечно, у меня, как и у всех людей, были общие представления о ней: война против рабства, которую выиграли силы добра, справедливости и истины. Бедные солдаты Конфедерации бились отважно, но за неправое дело, и поделом им. Так думают все. Правильно? Мне и в голову не приходило, что на эту историю можно взглянуть иначе. И не только можно: этот взгляд существует и с энтузиазмом отстаивается более чем через 120 лет после окончания войны.

На Юге я впервые «узнал», что гражданская война была не о рабстве, а о правах штатов. О ней иногда говорили как о «северной агрессии». Для меня это была полная неожиданность.

Поначалу я принял это за своеобразный южный юмор, шутку местного острослова. Но о «северной агрессии» говорили регулярно (многие люди так и помнят эту войну), и вскоре до меня дошло, что многих южан воспитали в этих представлениях. В не меньшей степени меня изумило, что именно они думают о гражданской войне. Многие южане воспринимают ее как нынешнюю реальность . Они все еще ведут ее.

Воспоминание – это не только интеллектуальное усилие, которое каждый из нас совершает, вызывая в уме события из личного прошлого. Если воспользоваться термином, который мы упомянули в главе 1, память бывает не только «эпизодной». Есть и другие виды памяти, в том числе память о прошлом общества . Поэтому память изучается не только психологами, но и представителями социальных наук: антропологами (с их интересом к устным культурам) и социологами. Последние исследуют, как память о прошлом конструируется и обсуждается социальными группами.

То, что разные социальные группы «помнят» прошлое общества по-разному, подсказывает и жизненный опыт. Возьмем опять военную тему: ключевые события второй мировой войны по-разному вспоминаются немцами и русскими, японцами и американцами. Память об индейских войнах в Америке у потомка европейских колонистов из Филадельфии – одна, а у индейца из Нью-Мексико – совсем другая.

Семьи, в которых мы выросли; социальные, этнические и религиозные группы, к которым мы принадлежим; знакомые, с которыми мы общаемся; новостные медиа, которые мы смотрим, – все эти факторы влияют на наши воспоминания о прошлом. Вот почему бытуют столь разные воспоминания о «Новом курсе» Рузвельта, движении за гражданские права чернокожих и событиях, повлекших за собой вторую войну в Ираке. Некоторые воспоминания могут быть личными. (У большинства из нас есть твердое мнение о войнах, последовавших за терактом 11 сентября.) Но другие воспоминания касаются событий, не пережитых нами лично. Социологи называют эти «групповые» воспоминания о прошлом, не обязательно испытанным лично, «коллективными воспоминаниями».