Барт Эрман - Иисус до Евангелий. Как обрывочные воспоминания нескольких человек превратились в учение о Господе, покорившее мир

Масада жива в израильской памяти. Но прошлое помнят из-за настоящего. И в ХХ веке «последний оплот» евреев против римлян часто вспоминали как случай, когда Израиль (как и ныне!) был в кольце врагов, но евреи предпочли «сражаться до последнего», «до последней капли крови». Именно так сейчас рассказывают и пересказывают в Израиле историю Масады. Всякий турист, который попадает в Масаду (до вершины можно добраться на фуникулере), слышит рассказ, видит остатки крепости и размышляет об отважной непреклонности воинов, не покорившихся завоевателю. Для израильских евреев, особенно после 1948 года (год обретения государственности), рассказ говорил не только о событии двухтысячелетней давности. Все было предельно актуально: старая история оживала в сопротивлении народа, сражавшегося за независимость против сонма врагов. 14

Однако память о Масаде не всегда была такой. Это выяснили исследователи коллективной памяти. Важная статья, написанная вышеупомянутым Барри Шварцем, а также специалистами по памяти Йаэлем Зерубавелем и Бернис Барнетт, показывает, что с античности до начала ХХ века Масада не играла роли в коллективном сознании евреев. 15Она не упоминается ни в Талмуде, ни в каком-либо другом священном тексте. С ней не связан ни один праздник. До недавнего времени евреи ничего не писали о ней. Почти два тысячелетия она пребывала в забвении.

Масада стала входить в еврейское сознание с первой половины ХХ века. Все началось с поэмы «Масада» (1927 год), написанной Ицхаком Ламданом, уехавшим из Украины в Израиль. Конечно, в 1920-е годы государства Израиль еще не существовало, а потому оно не находилось в военной осаде. И поэма Ламдана не уподобляла положение масадовцев положению современных ему израильтян. Она говорила лишь о сопоставимости социальной ситуации . Ведь в ту пору евреям Восточной Европы закрывали въезд на Запад. Как кто-то сказал, «для еврея было лишь два вида мест – места, куда он не мог уехать, и места, где он не мог жить». Единственной надеждой и возможностью оставалась Палестина. 16

Ламдан не знает, не подведет ли евреев эта надежда. Как было с Масадой, может оказаться, что они попадут в капкан. Но ведь и вариантов других нет.

Таким образом, в 1927 году Масаду вспомнили в связи с актуальной ситуацией. После того как Израиль стал суверенным государством (1948 год), обстоятельства изменились. А с ней изменился и смысл Масады. С тех пор и в последующие десятилетия, «подобно осажденным и немногочисленным защитникам Масады, современные израильтяне находят себя окруженными враждебными силами, намного превосходящими их численностью». 17И Масада стала «символом воинской доблести, верности своему народу». Большинство израильтян осмыслили массовое самоубийство «как героическое утверждение национального достоинства и воли». 18

Впоследствии один из авторов этого исследования, гебраист Йаэль Зерубавель, написал интересное исследование коллективной памяти о Масаде: «Заново обретенные корни: коллективная память и становление израильской национальной традиции». 19В этой работе он показывает, как лидеры современного Израиля использовали историю Масады в интересах собственной национальной программы, превратив ее в «один из главных национальных мифов израильского общества». 20Три особенности Масады способствовали коллективной памяти о ней: рассказ о ней ярок и захватывает; крепость внушительна; сохранились впечатляющие остатки осадного вала и римских лагерей. Здесь есть, от чего растрогаться всякому, кто бывает в Масаде и слышит эту историю. Для израильских евреев Масада стала символом принадлежности к Израилю.

Лидеры Израиля понимали это почти с самого начала. В 1963–1965 годах раскопками руководил археолог Игаэль Ядин, в свое время занимавший должность начальника израильского генштаба. Как он заметил в одной радиопередаче: «Через посещения Масады мы можем научить [наших братьев из диаспоры] тому, что мы называем «сионизмом», лучше, чем через тысячи высокопарных речей» (27 апреля 1966 года). 21Израильтяне давно усваивали этот урок через рассказы о Масаде, туристические экскурсии и даже школьные учебники. Как говорит Шмарьяху Гутман в предисловии к детской книжке о Масаде (на иврите):

Масада – это символ еврейского и человеческого героизма во всем его величии. На Масаде выросло уже целое поколение молодежи. Это поколение, которое создало государство, поколение обороны в ее различных проявлениях. Масада остается источником силы и мужества освободить страну, пустить в ней корни и защитить всю ее территорию. 22

Однако исследователи коллективной памяти удивляются: насколько все это происходило за счет реальной истории (как она описана в древних источниках). Зерубавель отмечает, что типичное повествование о Масаде, как оно звучало в израильской культуре ХХ века, было достигнуто путем «крайне избирательной подборки из исторических свидетельств Иосифа. Подчеркивая одни аспекты его рассказа и игнорируя другие, мемориальное повествование переформировало рассказ и трансформировало его смысл». 23

Никто не занимался этой проблемой больше, чем израильтянин Нахман Бен-Йехуда. Он сам вырос на мифе о Масаде, но чем больше изучал исторические факты, тем больше они приводили его в замешательство. В книге «Миф о Масаде: коллективная память и мифотворчество в Израиле» Бен-Йехуда отмечает, что современный миф подает масадовцев как «борцов за свободу». Однако, по сообщению Иосифа, они были «сикариями» ( sicarii ). Как объясняет Иосиф, сикарии (то есть «кинжальщики», от латинского слова sicarius , «кинжал») были убийцами: убивали тех собратьев-евреев, которых подозревали в сотрудничестве с римлянами. И пока шла Иудейская война, они не дожидались тихо своего конца на вершине горы. Они совершали страшные акты насилия против других евреев. В частности, они устроили налет на поселок Эйн-Геди, где перебили множество евреев, а их запасы увезли в Масаду. Современный миф гласит, что масадовцы держали осаду в течение трех с половиной лет постоянных сражений. На самом деле, скорее всего, осада заняла не более нескольких месяцев. Согласно современному мифу, повстанцы сражались отважно «до трагического конца», «до последнего вздоха», «до последней капли крови». Но из рассказа Иосифа Флавия даже не видно, что они вообще сражались ! Не было ни битв, ни вооруженных стычек – это подтверждают и археологические раскопки. Вместо того чтобы стоять до конца, вожди сикариев убедили (силой?) сотни людей покончить с собой. Вместо того чтобы дать римлянам бой, они предпочли убить себя. 24По словам Йаэля Зерубавеля, для создания мифа о Масаде рассказчик «говорит о том, о чем Иосиф молчит, и умалчивает о том, о чем Иосиф пишет подробно». 25