Франсиско Суарес - Франсиско Суарес о речи ангелов

Но как именно рассматривает ангелов схоластическая философия? Что в них привлекает ее, и для каких целей она к ним обращается? Чем ангелы способны заинтересовать схоластическую философию именно как философию? Краткий ответ таков: для развитой схоластической философии ангелы служат идеальными объектами мысленных экспериментов.

Мысленный эксперимент в статусе доброкачественной и законной интеллектуальной процедуры опирался на мощную теологическую поддержку со стороны принципа абсолютного могущества Бога ( potentia Dei absoluta ). Этот принцип активно разрабатывался в традиционной теологии XIII в. и гласил, что Бог может все, что не заключает в себе логического противоречия. Иначе говоря, Бог способен произвести любую вещь и любое действие, которые логически непротиворечивы, в том числе и те, которые могли бы существовать, но не существуют сейчас или не существовали и не будут существовать никогда, оставаясь чистой возможностью. В теологическом контексте этот принцип способствовал переосмыслению аристотелевского учения о причинности в смысле не-необходимости, то есть контингентности, вторичных причин (в самом деле, Бог может сам, непосредственно, сделать все, что делает через вторичные – природные – причины). В философском же контексте он означал расширение методологических границ, узаконив аргументацию secundum imaginationem (согласно воображению), придав ей легитимность и демонстративную силу. На основании этого принципа анализ любой рассматриваемой проблемы можно было не останавливать на границе физически возможного, но выводить в более широкий контекст логически возможного, то есть – в область мысленного экспериментирования, ставшего универсальным методом средневековой науки вообще [38].

О том, что этот метод не только широко применялся, но и подвергался углубленной рефлексии, свидетельствует корпус трактатов De obligationibus , в совокупности дающих нам теорию и метаметодологию схоластического мысленного эксперимента [39]. Согласно средневековым воззрениям, знание – плод академической процедуры диспута. Знание истины предполагает способность сформулировать тезисы, ответить на возражения, разрешить «сомнения» ( dubia ) и «затруднения» ( difficultates ). Суждение об истине, подобно вынесению приговора в суде, должно опираться на выслушивание аргументов противоборствующих сторон, и роль мысленного эксперимента заключалась в том, чтобы поставлять материал для аргументации, содействуя выяснению истины. «Научение тому, как генерировать возражения, сомнения и контрпримеры, – подчеркивает современный исследователь, – было живой кровью средневекового университета, и мысленные эксперименты являются очевидным источником примеров затруднений» [40]. Диспуты-«облигации» служили как раз такими обучающими упражнениями. В мысленном эксперименте трактаты De obligationibus различают две части: комплекс утверждений, описывающих некоторую ситуацию, и описание того, «что происходит» в этой ситуации, причем «происходящее» рассматривается исключительно на логическом уровне. Конкретная процедура диспута выглядит следующим образом. В нем участвуют двое: оппонент и респондент. Оппонент выдвигает некий тезис, совершая действие полагания, positio ; его результат именуется casus («случай»), или positum («положенное»), в котором задается ситуация. Респондент принимает positum (ведь если он его не примет, дискутировать будет не о чем), тем самым соглашаясь с начальными условиями задачи. После этого оппонент начинается выдвигать ( proponere ) тезисы, описывающие «происходящее» в заданной ситуации. Дело респондента – отвечать на каждый тезис согласием, отрицанием или формулировкой «сомнения» относительно его истинности, причем делать это в согласии с правилами. Например, правила предписывают, что утверждение, представляющее собой прямой и непосредственный вывод из positum , должно быть принято, а прямо противоречащее positum – отвергнуто. Основной интерес представляют такие суждения, которые не подлежат непосредственному утверждению или отрицанию, то есть суть impertinentes — «независимые» суждения. Согласно стандартному подходу, с ними полагалось обращаться как с высказываниями о реальном мире: если известно из других источников, что они истинны, соглашаться с ними; если известно, что они ложны, – отрицать. Если же истинность или ложность impertinens заранее не известна, такое суждение должно быть подвергнуто сомнению и квалифицироваться как « dubium » или « difficultas ». Техническая задача каждого из участников – поймать другого в логическую ловушку противоречия и тем самым разбить его позицию; но задача диспута в целом – исследовать, «что происходит», если предположить positum , и выяснить истину. Эта методология устного диспута, сложившаяся в практике средневекового университета, была перенесена и в письменные схоластические трактаты, что можно видеть на примере великого множества сохранившихся рукописных, а затем и печатных текстов XIII-сер. XVIII вв.; только здесь автору противостоял уже не один соперник – оппонент или респондент, а вся предшествующая и современная ему традиция. Как нетрудно убедиться, следует ей и Франсиско Суарес в предлагаемом трактате.

Что касается самого positum , исходной ситуации мысленного эксперимента, она могла задаваться двояко: либо как реальная, либо как изначально невозможная («предположение per impossibile »). Точно так же и «происходящее» в этой ситуации могло быть задано двумя способами: либо речь шла о сценариях с использованием фиктивных сущих ( entia rationis ), либо о сценариях, в которых действуют реальные сущие, но поставленные в идеальные условия. Средневековые авторы считали ангелов реальными существами реального мира, поэтому мысленные эксперименты с участием ангелов принадлежат ко второму типу сценариев.

Тема ангелов как объектов мысленных экспериментов в схоластической философии становится в последние годы все более популярной среди исследователей. Помимо отдельных статей, публикуются целые тематические сборники на эту тему и даже обширные монографии [41]. Этот всплеск интереса объясняется, с одной стороны, популярностью мысленного эксперимента в сегодняшней философии, прежде всего в аналитической философии сознания, и усматриваемыми здесь методологическими параллелями со схоластическим мысленным экспериментированием. Как справедливо заметил Доминик Перлер, «сегодня, конечно, философы не говорят об ангелах. Они предпочитают говорить о мозгах в бочке, о мозгах, отделенных от тела и отправленных на другие планеты, о зомби или о людях, живущих в черно-белом мире». Но «методологическая функция ангелов в средневековых дебатах очень схожа с функцией, приписываемой этим причудливым примерам, приводимым в современных дискуссиях» [42]. С другой стороны, исследовательский интерес к ангелам как объектам схоластической философии подогревается самой развитостью и многогранностью соответствующего дискурса: схоласты обращаются к ангелам, чтобы рассмотреть проблемы, связанные с онтологической структурой тварного мира, индивидуацией, движением, с категориями места и времени, действия и претерпевания; с мышлением, волей и речью.