Барт Эрман - Как Иисус стал богом

Эта единственная душа явилась тем средством, с помощью которого Бог смог установить связь с падшими душами, ставшими в наказание людьми – ибо эта единственная душа, всецело пронизанная Христом, Словом и Премудростью Божьей, стала человеком. Поскольку она составляла «единство» с Богом (как кусок железа становится единым с огнем), в своем воплощенном состоянии, как человек Иисус, она тоже по справедливости могла быть названа Сыном Божьим, Премудростью Божьей, силой Божьей, Христом Божьим, а поскольку она стала человеком, то могла именоваться Иисусом, Сыном человеческим.

Каким образом Иисус Христос, с одной стороны, может обладать рациональной душой, как все прочие люди, а с другой – быть явлением Сына Божьего на земле? Потому, что «эта душа, принадлежащая Христу, так возлюбила правду, что, вследствие величия любви, прилепилась к ней неизменно и нераздельно, так что прочность расположения, безмерная сила чувства, неугасимая пламенность любви отсекли (у ней) всякую мысль о совращении и изменении, и что прежде было свободным, то, вследствие продолжительного упражнения, обратилось в природу» (О Началах , 2.6.5).

Здесь перед нами весьма утонченная, хотя и основанная в значительной мере на воображении, попытка понять природу и воплощение Христа – без сомнения, одно из наиболее продвинутых ранних объяснений, как Христос мог быть одновременно божеством и человеком. Но и она была оставлена позади в последующие годы, по мере того как богословы работали над уточнением своих взглядов, исключая любые подходы, которые они считали ересью или граничившими с ересью 16.

Когда ересиологи II, III и IV веков обсуждали «еретиков», чье присутствие в своей среде они считали угрозой, то обычно описывали их как злобных, одержимых демонами распространителей лжи. Однако правда заключается в том, что фактически ни один еретик – ни тогда, ни теперь – не считал себя «еретиком» в том смысле слова, в котором использовали его древние ересиологи, а именно тем, кто распространяет ошибочные мнения. Никто ведь не думает, что распространяет заведомую ложь, и точно также никто не считает собственные мнения «ошибочными» – а если такое случается, исправляет их так, чтобы они стали верными. Почти по определению каждый рассматривает собственное мнение как «ортодоксальное» – по крайней мере в богословском смысле «верного учения».

Это одна из причин, по которой историки не используют термины ересь, ортодоксия и гетеродоксия в их сугубо оценочном, богословском смысле, чтобы описать, какие взгляды верны, а какие – нет. Люди всегда склонны считать собственные взгляды верными. Поэтому историки используют данные термины в нейтральном смысле, чтобы описать, какие взгляды в итоге были признаны истинными большинством верующих – или по крайней мере большинством церковных лидеров – а какие были признаны ложными.

Но поскольку в ранней Церкви все, выдвигавшие тот или иной взгляд, считали его верным, почти нет оснований предполагать, что, распространяя его, они действительно намеревались причинить кому-либо вред. Фактически все деятели ранней Церкви, о которых мы знаем, считали, что поступают правильно, и намеревались изложить таинства христианской веры как можно точнее. Но история не всегда относится благосклонно к благим намерениям.

Христиане хотели утвердить определенные верования. Однако в некоторых случаях, если довести эти утверждения до крайности, они не позволяли христианам утвердить другие верования, которых они или другие христиане также хотели придерживаться. Так, например, мы уже видели, что некоторые христиане хотели утвердить человечность Христа, но при этом они доходили до того, что отрицали его божественность. Другие хотели утвердить божественность Христа, но при этом доходили до того, что отрицали его человечность. Некоторые пытались обойти проблему, заявляя, что он представлял собой два различных существа: одна его часть была человеческой, а другая – божественной; но такое решение порождало раздоры и разделения вместо единства и гармонии. Были и те, кто хотел доказать, что, поскольку есть только один Бог, Иисус мог быть божественным лишь в том случае, если он сам был этим Богом, спустившимся на землю. Но такое решение вынуждало христиан заявлять, будто

Иисус породил себя сам, как отец – собственного сына, наряду с другими, не менее странными формулировками. Некоторые выдающиеся мыслители тех дней, такие, как Ориген, пытались разрешить возникшие проблемы более утонченными способами, но их взгляды также приводили к представлениям, которые впоследствии вызывали возражения – как, например, идея о предсуществовании всех душ, которые были посланы в этот мир в качестве наказания.

Должен подчеркнуть, что все эти вопросы были не просто интеллектуальными играми, в которые играла ограниченная группа христианских богословов. Эти темы явно были значимы и для рядовых христиан, и не просто потому, что те хотели придерживаться «правильных» верований, но и потому, что они хотели знать, какое богослужение надлежащее 17. Следует ли поклоняться Иисусу? И если да, следует ли почитать его как Бога или как второстепенное божество? Или же надо поклоняться одному лишь Богу Отцу? И кто этот Бог, которого нужно почитать – тот самый Бог, который сотворил мир, или какое-то другое божество? И если следует поклоняться и Иисусу, и Богу Отцу, то как избежать вывода, что христиане служат двум богам?

Мы увидим, как по ходу этих дебатов христианские мыслители пытались разрешить все поставленные вопросы, желая утвердить определенные взгляды, которые они считали евангельской истиной. Результатом стала не столько путаница, сколько дальнейшие сложности и нюансы. В итоге возникла христология, утверждавшая различные аспекты этих противоборствующих ересей одновременно, отказываясь вместе с тем отвергать то, что отвергали они. Это привело к весьма утонченному, но в то же время крайне парадоксальному пониманию того, каким образом Иисус мог быть Богом.

После того как я перестал быть христианином евангелического толка, я многие годы посещал богослужения в либеральных христианских церквах. Большинство христиан в этих конгрегациях не были буквалистами – они вовсе не считали Библию истиной в буквальном смысле слова или непогрешимым откровением Божьим. И несмотря на то что во время богослужений произносились традиционные вероисповедные формулы, многие из этих людей сами не верили в то, что говорили – как мне стало ясно из бесед с ними. Более того, они в массе своей даже не задумывались над тем, что означают эти слова и каким образом они попали в Символ веры в первую очередь. Например, знаменитый Никейский символ веры начинается следующими словами: