Барт Эрман - Как Иисус стал богом

Когда речь заходит о природе Христа – главном вопросе христологии – можно указать на пассажи из Писания, которые ясно свидетельствуют о том, что он – бог. К примеру, как мы уже видели, в Евангелии от Иоанна Иисус заявляет: «Прежде чем Авраам был, Я есмь» (Ин 8:58; отсылка к имени Бога из Исх 3); «Я и Отец – одно» (10:30); «Кто Меня увидел, увидел Отца» (14:9). А в самом конце евангелия Фома Неверующий восклицает, обращаясь к Иисусу: «Господь мой и Бог мой!» (20:28).

Однако другие пассажи из Библии содержат представления об Иисусе как о человеке. Так, в Ин 1:14 сказано: «И Слово стало плотью и обитало среди нас». В Первом послании Иоанна 1:1–4 утверждается, что Христа можно было видеть, слышать и осязать. В том же послании, 4:2–3, говорится, что всякий, кто не исповедует «Христа, пришедшего во плоти», есть антихрист. И, разумеется, во всех евангелиях Нового Завета Иисус представлен как человек: он рождается, взрослеет, ест, пьет, страдает, проливает свою кровь и умирает.

Возникший в результате орто-парадокс был вызван позициями, которые ортодоксы были вынуждены четко очертить, имея дело с противоречивыми взглядами своих оппонентов, а также с библейскими текстами. Адопционисты были правы, утверждая, что Иисус был человеком, но ошибались, не считая его богом; докетисты были правы, утверждая, что Иисус был божеством, но ошибались, не считая его человеком; гностики были правы, утверждая, что Иисус был как божеством, так и человеком, но ошибались, не считая его единым существом.

Итак, если сложить вместе все ортодоксальные утверждения, то получится следующий орто-парадокс: Христос – бог; Христос – человек; но он един, а не два разных существа. В ортодоксальной традиции эти утверждения стали стандартными для христианства.

Как мы увидим, на этом вопрос о том, кто же есть Христос, для ортодоксов не был исчерпан. Напротив, он породил множество других вопросов, и «лжеучения» продолжали распространяться – но уже не против какого-либо из стандартных ортодоксальных утверждений, а против различных способов понимания этих утверждений. С течением времени ереси все больше затрагивали детали, а ортодоксальные учения становились все более парадоксальными.

Богословские дебаты еще в большей степени касались последствий ортодоксальной христологии для понимания природы Бога: если Христос – бог, и Дух Святой – тоже Бог, и в то же время один лишь Бог Отец есть единый Бог, то сколько же существует богов – один, два или три?

Здесь опять же, по-видимому, одни пассажи Писания расходятся с другими. Исайя в стихе 45:21 выражается недвусмысленно: «Нет иного Бога кроме Меня, Бога праведного и спасающего нет кроме Меня». В то же время в некоторых пассажах о Боге говорится во множественном числе. В книге Бытие, творя первого человека, Бог говорит: «Сотворим человека по образу Нашему [и] по подобию Нашему» (1:26). С кем беседует Бог, говоря «сотворим» и «Нашему»? В Пс 44/45:6 Бог обращается к другому лицу со словами: «Престол Твой, Боже, вовек». Кто этот другой Бог?

В Пс 109/110:1 сказано: «Сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих». Неужели есть и другой Господь? Как такое может быть, если, по словам Исайи, он только один?

Выражаясь конкретнее, если Христос – Бог, и Бог Отец – тоже Бог, в каком смысле Бог един? А если к ним добавить еще и Дух Святой, как можно избежать вывода, что либо Христос и Дух Святой не – боги, либо Бог не один? В итоге ортодоксы остановились на парадоксе Троицы: есть три лица, и каждое из них является Богом, но в то же время есть только один Бог – Бог, являющий себя в трех лицах, которые разнятся количественно, но едины по существу. Это тоже стало стандартной доктриной ортодоксальной традиции, как и в случае с христологическим парадоксом, и также привело к дальнейшим дебатам, еретическим толкованиям и появлению новых нюансов.

В остальной части данной главы мы рассмотрим учения некоторых из христианских мыслителей, придерживавшихся ортодоксальной традиции, чтобы увидеть, как они разрабатывали христологические и другие богословские взгляды в своих сочинениях. Я не пытаюсь охватить каждого из видных ортодоксальных богословов первых веков христианской Церкви, и я не предполагаю, что те личности, которые здесь обсуждаются, были знакомы с трудами друг друга. Однако все эти мыслители принадлежали к весьма широкому течению «ортодоксальной» традиции. В предыдущей главе мы видели, как Ипполит и Тертуллиан выковали некоторые из ортодоксальных взглядов. Теперь же мы обратимся к ряду других мыслителей, также остававшихся в рамках ортодоксальной традиции. Мы начнем с относительно раннего момента в середине II века н. э., предшествовавшего Ипполиту, и далее проследим развитие богословской мысли вплоть до знаменитого Никейского собора, созванного императором Константином в 325 году н. э. с тем, чтобы разрешить важнейшие богословские противоречия его времени.

Иустин по праву может считаться первым настоящим интеллектуалом и профессиональным исследователем в церкви. Прежде чем обратиться в христианство, он уже был наставлен в философии, и сам рассказывает о том, как обратился в христианство, в автобиографическом повествовании в одном из своих сохранившихся сочинений. Родом из Палестины, Иустин перебрался в Рим в середине II века н. э., чтобы около 140 года н. э. основать там своего рода христианскую философскую школу. Его труды, дошедшие до нас, включают две «апологии». В данном контексте апология не значит «извинение», но происходит от греческого слова со значением защита и используется как технический термин для интеллектуальной защиты веры от нападок со стороны ее врагов. У нас также есть его сочинение «Диалог с Трифоном Иудеем», в котором Иустин описывает разговор, якобы состоявшийся у него – возможно, вымышленный – с еврейским исследователем по поводу законности притязаний христиан на то, что Иисус и есть Мессия, предсказанный еврейскими Писаниями.

В итоге Иустин был арестован и осужден за свою христианскую веру и деятельность. Мы не располагаем надежными сообщениями о процессе над ним и его казни, но достоверно известно, что он был осужден и умер примерно в 165 году – заслужив тем самым эпитет Мученик.

Ортодоксы последующих времен считали Иустина сторонником своих собственных взглядов. Как и следует ожидать, его изложение богословия отличается высокой интеллектуальностью – в конце концов он ведь был философом, – но по более поздним стандартам оно слишком просто и лишено нюансов. Богословие требует продолжительного времени для своего развития, но когда это развитие происходит, более ранние взгляды, даже выраженные интеллектуалами, могут показаться недостаточно утонченными и даже примитивными.