ЦЕРКОВЬ БЕЗ ГРАНИЦ: СВЯЩЕННОЕ ПРЕДАНИЕ ИЛИ МОДЕРНИЗМ?

Кого из неравнодушных русских православных людей не волнует судьба действительно героического, дружественного России армянского народа? Тем более болит сердце при мысли, что, выстояв столько веков в борьбе с воинствующим исламом, армянская церковь по–прежнему придерживается монофизитской ереси, не принесла в ней покаяния, признает святыми анафематствованных Вселенскими Соборами ересиархов. И независимо от того, знаком или нет тот или иной монофизит с учением своей еретической церкви, он является еретиком, поскольку является частью тела этой церкви, принимает от нее обряды и «таинства», находится с ней в молитвенном общении. И будет он оставаться еретиком до тех пор, пока, каким угодно чином, не присоединится к Церкви Апостольской, Церкви Православной. Что же касается того, что вопрос разъединения с армянами лежит в плоскости каких–то «недоумений», нуждающихся лишь в разрешении с обеих сторон, что армяне нуждаются «не в обращении, а в церковном общении», то приведем свидетельство о современном состоянии монофизитских церквей иерарха Константинопольской Патриархии, которого никак уж нельзя заподозрить в излишнем «ревнительстве» — митрополита Пергамского Иоанна (Зизиуласа): «Мы согласились по многим догматическим вопросам, но трудно разрешить некоторые проблемы экклезиологического порядка, а с моей точки зрения экклезиология очень важна… Мы не решили проблему святых. С обеих сторон есть святые, которые были анафематствованы другой стороной… Одна из сторон должна изменить свою позицию. И не похоже, чтобы Восточные Церкви (монофизиты — А. Н.) были готовы изменить свою позицию, но и мы не намерены менять позицию. Я не знаю, как это противоречие можно преодолеть, а потому я не очень оптимистичен. Есть и другие проблемы, например, вопрос авторитета Вселенских Соборов. Мы признаем семь Вселенских Соборов, а они — три…». [439] Иоанн (Зизиулас), митр. Богословие — это служение Церкви // Церковь и время. 1998, № 3, с. 95–96. Даже в этих весьма осторожных словах опытного экумениста красной нитью проходит мысль: как были монофизиты упорными еретиками, так ими и остаются, и меняться не собираются. Решительнее высказывается видный современный греческий богослов профессор Салоникского университета протоиерей Феодор Зисис: «Были созданы предпосылки к тому, чтобы в сознании Церкви монофизиты, всегда бывшие нераскаявшимися еретиками, без покаяния и обращения стали бы сонаследниками Православия… Следует ли православным двадцатого столетия воспринимать антихалкидонитов иначе, чем все прочие поколения православных на протяжении пятнадцати веков? Богословие — вещь не слишком удобная для манипулирования ею в целях личных амбиций. Ибо если в этом здании разрушить что–то одно, то рухнет и все здание целиком. Святые отцы прекрасно об этом знали, и поэтому единственным путем примирения с еретиками считали покаяние и принятие Православия. Так зачем же закрывать им этот путь, сразу признав их православными, и поместив их в ограду Православной Церкви , откуда справедливо и по вдохновению Божию были они некогда изгнаны Святыми Отцами»? [440] Зисис Ф., прот. О «Православии» антихалкидонских монофизитов. М., 1995, с. 7–8, 10–11.

Судя по рассматриваемой работе диакона А. Кураева, о. Андрей признает излишнюю логичность одним из существенных недостатков рассуждений своих оппонентов. Однако сам он не гнушается прибегать к аргументам, построенным сугубо на собственных логических выводах и мнениях.

В частности, о. диакон заявляет: «В общем, я полагаю, что надо Богу оставить Его свободу. Ведь именно Он является источником духовного опыта — этот истинный и чистый духовный опыт встречи с Собою Он может подарить и "овцам иного двора", чтобы соединить их со Своим Телом» [441] Кураев А., диак. Мнимый модернизм… . Если речь идет о предваряющей благодати Божией, то, безусловно, с о. Андреем нужно согласиться. Но, судя по контексту «Мнимого модернизма», его автор имеет в виду не только это. Ограничивает ли свободу Бога вера в Церковь Православную, как в единственный на земле сосуд освящающей благодати? Прежде всего, дабы развеять всякие сомнения: евангельские «овцы иного двора» и современные еретики — совсем не одно и то же. Далее: свободу Бога нельзя понимать в смысле произвола, этим понятием нельзя спекулировать. Ведь если свободе Господа противоречит ограничение действия благодати Церковью Христовой, то, точно таким же образом, этой свободе противоречит и, например, ограничение действия благодати традиционными конфессиями и вообще христианством. Не свободен ли Бог подавать освящающую благодать в радениях хлыстов, пятидесятнических вакханалиях, мистериях неоязычников? Кстати, именно такой аргумент: оставьте Богу Его свободу, — автору данных строк уже приходилось слышать от кришнаитских уличных проповедников. Остается лишь надеяться, что о. Андрей имел в виду в данном случае именно предваряющую благодать.

Далее диакон А. Кураев приводит такой несколько неожиданный аргумент: «Трудность, которую создает модель о. Рафаила, связана с нашей собственной психологией. Понимаете, православные живут и действуют так, как если бы они верили в то, что Господь может спасти людей, несогласных с православной верой. Ведь человек, убежденный в том, что согласие именно с его мировоззрением есть для всех других людей необходимое условие для избавления от вечной гибели, должен был бы проявлять хоть какое–то миссионерское беспокойство. Только наша проповедь может бросить другим людям канат спасения. Но отчего же тогда мы его не бросаем? Отчего же так миссионерски пассивны "ревнители православия"? Хорошо, их не волнуют человеческие судьбы. Но как они надеются оправдать самих себя, свое молчание перед лицом Того, Кто вменил проповедь Евангелия в долг всем христианам? Или всё же себя самих они втайне утешают робким помышлением о том, что Господь сможет какими–то Одному Ему ведомыми путями не отдать аду и неправославное большинство жителей нашей планеты»? [442] Там же. Как видим, здесь у о. Андрея явное противоречие с его собственными словами о том, что «вне дискуссии — вопрос о том, можно ли спастись вне Церкви». По сути же, данный аргумент очень сомнительный, в нем принципы православного миссионерского подхода рассматриваются с точки зрения психологической, причем весьма субъективно, исходя из личного восприятия психологии православных о. А. Кураевым. О. Андрей, по случаю, цитирует двух своих единомышленников — англиканина Палмера (мнение которого вряд ли представляет авторитет для православного читателя) и протоиерея Н. Афанасьева. Последний говорит о том, что, якобы, «христианская совесть современного человека не мирится с тем, чтобы отрицать в инославных вероисповеданиях их церковную природу». [443] Там же. Что тут сказать? Разве что, попросить о. Н. Афанасьева говорить от имени лишь своей совести, не делая громких недоказуемых обобщений. О. Андрей также ссылается на одну из «американских» проповедей свт. Тихона, будущего Патриарха Московского и всея России, но выше уже говорилось, что ранние мнения свт. Тихона не всегда разделялись им впоследствии.