Замечания на книгу Мельникова Блуждающее богословие

Η. Виноградский.

ЗАМЕЧАНИЯ

на книгу Мельникова

„Блуждающее богословие".

МОСКВА.

„Русская Печатня". Садовая-Триумфальная, д. № 14.

1912 .

Многие профессиональные защитники и друзья русского раскола ― старообрядства в последнее время очень носятся с книгою Ф. Е. Мельникова „Блуждающее богословие", вышедшей в 1911 году: усердно рекламируют ее в своих газетах и журналах, читают из нее выдержки на собеседованиях и усиленно приглашают православных миссионеров вести рассуждения на темы, затронутые этой книгой, видимо, уверенные в непобедимости доводов ее автора. „Сочинение" написано бойким фельетонным слогом, содержит массу ссылок на символические и богословские книги греко-российской Церкви, на многочисленные статьи из газет и журналов, снабжена, так сказать, всем наружным ученым аппаратом вплоть до выдержек на латинском и греческом языке (стр. 34, 85 и друг.) и при беглом чтении может производить сильное впечатление, особенно на людей, недостаточно знакомых с обсуждаемыми в книге вопросами.

Даже и духовная наша печать под первым впечатлением несколько переоценила эту книгу, кажется, именно за ее мнимо научный аппарат. „Богословский Вестник", например, в декабрьской книжке 1911 года принимает положение Мельникова о разномыслии у православных богословов по „основным церковным догматам" как бы неоспоримо доказанным, приносит даже „благодарность" Мельникову за его „обличения" и за „урок", который должны извлечь из этой книги наши богословы, „необдуманно бросающие на бумагу и предающие тиснению свои слова", и утешается только тем, что „разномыслиям между нами должно быть, дабы открылись искусные" и что разномыслие, это „убедительно доказывает, что в русской церкви есть живая богословская мысль" (стр. 853―55 „О разномыслии", С. Глаголев). „Миссионерский Сборник" хотя понял эту книгу ближе к ее истинному достоинству, однако в свою очередь пишет, будто „старообрядцы без различия партий и согласий встретили сочинение Мельникова очень сочувственно"... и будто „можно быть уверенным, что сочинению этому придется играть значительную роль, как в истории взаимных отношений православия и раскола вообще, так и в полемике между ними в частности"... (стр. 973. Декабрь 1911 г. „Учение книги „Жезл" о времени пресуществления Св. Даров". И. С).

В действительности же нет никаких оснований не только благодарить автора „Блуждающаго богословия" или обещать его сочинению роль и значение в будущем, но даже утверждать, будто это сочинение „очень сочувственно встретили старообрядцы без различия партий и согласий". Уместнее будет, пожалуй, прежде всего, пожалеть, что подобные сочинения не встречают должного к себе отношения со стороны тех, на ком лежит ограждение Церкви и ее святыни от публичного поношения и глумления. Конечно, не о цензуре свободной мысли мы здесь жалеем, а о том, что у нас на Руси мало имеет преград свобода площадного красноречия, каковое в культурных государствах запада строго преследуется.

Ведь только доверчивый теоретик из „Богословского Вестника" может благодушно поверить, что под „блуждающим богословием" Мельников разумеет русское православное богословие ― школьное. Мельников же уже на заглавном листе поясняет, что под „блуждающим богословием" он имеет в виду вероучение господствующей церкви и в своем „вместо предисловия" прямо заявляет, что его цель доказать „еретичность господствующей церкви", что „не обрядность разделяет старообрядцев от церкви, а то, что „русская церковь, реформированная Никоном, с самого начала вступила на путь богословских блужданий и разногласит с старообрядством в основных догматах церковных". И по адресу, именно, церкви, а же богословов ее, а если иногда и богословов, то как выразителей церковного учения, сыплются, как из рога изобилия, площадного характера глумления Мельникова на протяжении всего сочинения. Можно не обинуясь поэтому сказать, что „Блуждающее богословие" ― есть „злой пасквиль" на православную Церковь, как его трактует „Миссионерский Сборник, ― правда пасквиль тенденциозный и малообоснованный, но, именно, потому еще менее извинительный. Чтобы не быть голословными, укажем для примера некоторые страницы, характеризующие сочинение с указанной стороны: 28, 67, 72, 80, 86, 89 ;100, 110, 115, 120, 121, 131, 138, 141, 147, 168, 182, 186, 218, 229, 233. Не выписывая оттуда целых тирад, достаточно отметить, что Мельников православных богословов (а под ними у него перечислено много почтенных архипастырей живых и умерших), именует „безбожниками"; „самыми пустыми и грубыми сумасбродами"; „обманщиками, служащими только чреву своему; людьми, „похожими на ворону в павлиньих перьях"; „дыромоляями и вещеверами"; „если бы была возможность всю деятельность их и учение собрать в одно целое, то в это собрание вошли бы все еретические верования, вместились бы все пороки всех развращенных людей, начиная с Содома и кончая нынешними санистами (sic) и садистами, попали бы сюда и разного рода проявления язычества и атеизма"; это люди, которые „веруют не в церковь, а в полицейско-духовные приказы, нередко продиктованные самым грубым циничным атеизмом"; „их вера, что дышло, куда повернул, туда и вышло"; „они от бесов примут крещение"; в их богословии, точно в известной фирме „Мюр и Мерилиз", какой угодно товар можно достать"; „они Христа от дьявола не могут различить"; вера и проповедь их ― это какая-то нечестная игра, возмутительный обман и самое грубое мошенничество"...

Мельников не останавливается даже пред глумлением над таинствами св. Церкви: крещение он называет „казенным штемпелем", „клеймом", „тавром", „артиллерией, действующей на далеком расстоянии"; мѵропомазание ― „это не печать св. Духа, а какая-то смерть священству, подобно яду": „смерть чернилам" или „смерть мухам"; „мѵро православное ― нечто более ужасное, чем все анафемы и все богоотступничества", „оно страшнее смерти, ядовитее всех разрушительных средств", „оно убивает Духа Святого" (120 стр.); причастие ― это „средство осквернения" в руках Синода и т.д. Есть плоскости, которые и выписывать претит, напр., на стран. 89. Само собой понятно, что благодарить автора за сочинение с такой терпкой приправой для православного человека едва ли уместно.

Но и старообрядцам встречать это сочинение с особым сочувствием тоже не приходится, так как оно с первых же строк ниспровергает все основания, на которых покоилось происхождение раскола и дальнейшее его обособление, торжественно с небрежением Мельников отбрасывает все прежде выставлявшиеся его предками причины их несогласия с Церковью как ничего же стоющие и совершенно фиктивные.