Андрей Десницкий - Библия: Что было «на самом деле»?

С ассирийцами связаны и главные моменты умолчания: вплоть до 15-й главы Четвертой книги Царств они не встречаются в тексте, хотя на историческую арену вышли задолго до данного момента. Ничего не говорится о зависимости от Ассирии таких царей, как Еху и Йоаш.

Но после нашего нарративного анализа все это не должно вызывать удивления. Что касается Ахава, то он не столько самостоятельный персонаж, сколько главный антагонист пророков из третьего, пророческого цикла. В рассказах, где он выступает одним из действующих лиц, практически все подчинено этой главной цели – показать царя, который не слушает своих пророков. Битва с арамеянами, описанная в 22-й главе Третьей книги Царств, важна не потому, что это было самое значимое сражение во времена Ахава, а в силу того, что перед битвой Ахав не послушал слов пророка Михея и в результате погиб в бою.

Что же касается ассирийцев, то и они занимают строго определенное место в общей теологически значимой картине. Они – внешняя угроза, которая служит орудием Божественного возмездия (для Израильского царства и Самарии) и поводом для обращения к Богу (для Иудейского царства и Иерусалима). Соответственно, отношения царей того и другого царства с ассирийцами описываются лишь там и лишь в той мере, в которой позволяют раскрыть эту тему.

Вместе с тем никак нельзя сказать, будто наш повествователь выдумывает или искажает события. Согласно тому же Граббу [126] Grabbe L. L. Ancient Israel. What Do We Know and How Do We Know It? London, New York: Bloomsbury T&T Clark, 2007. P. 207–208. , целый ряд эпизодов нашел надежное подтверждение в независимых источниках. Правление царей Омри, Ахава, Еху, Йоаша, Менахема, Пекаха, Осии и, вероятно, Ехорама подтверждается, причем в те самые годы, на которые указывает текст, находят свое подтверждение и связанные с ними рассказы (дань, выплаченная Менахемом, гибель Пекаха, разрушение Смарии и т. д.). Также были подтверждены независимыми источниками некоторые иноземные цари и связанные с ними детали: Меша (Моав), Хазаэл, Бен-Хадад и Рецин (арамейский Дамаск). КД не выдумывал историю, он ее интерпретировал.

Исходя из предложенной модели будет очень легко объяснить, почему в книги включены именно те три цикла сказаний, которые мы выделили выше. Начнем с героического эпоса.

Цикл преданий о Самуиле, Сауле и Давиде (ГЭ) рассказывает об основании монархии и непосредственно Давидовой династии. По сути, перед нами учредительный документ этой монархии, ее развернутая декларация независимости (а точнее, зависимости только от Бога). При этом данный цикл – самый обширный и разнородный. Кто-то может сказать, что значительная его часть противоречит нашей гипотезе о КД: ГЭ1 (предыстория) и ГЭ2 (установление монархии) не очень нужны нашему повествователю, а ГЭ3 (воцарение Саула), казалось бы, противоречит его замыслу представить династию Давида как единственную богоизбранную и законную. Точно так же неудобным выглядит и ГЭ11 (переход власти), где Давид представлен немощным номинальным правителем, за которого все решают его приближенные.

Но это выглядит так, только если предположить, что КД создавал некую пропагандистскую агитку, заменяя историю вымыслом. Действительно, если кто-то пожелал бы составить повествование о благочестивом и праведном царе, которого избрал Бог на царство, он, вероятно, ничего не стал бы рассказывать о Сауле и крайне мало о Самуиле, а последние дни Давида изобразил бы совсем другими красками.

Но КД, напомню, с нашей точки зрения, ее не изобретал, а интерпретировал, то есть придавал богословский смысл коллективной памяти о прошедших событиях. Более того, согласно нашей гипотезе, КД – не придворный летописец, чья задача состоит в возвеличивании царской власти, а храмовый богослов, который видит в истории прежде всего урок для народа и его правителя. Кроме того, следует помнить, что он пишет свою историю не на пустом месте. Мы не знаем, какими были письменные источники того времени (в частности, «летописный свиток царей иудейских» и такой же израильский свиток, на которые периодически ссылается КД), но можем быть совершенно уверены, что в народе ходили разного рода предания о собственном прошлом, и игнорировать их было бы для КД крайне неразумно.

Итак, рассмотрим части этого повествования по отдельности.

ГЭ1. Израилем руководит престарелый священник Эли, который не может обуздать своих сыновей. Он слеп, и не только физически, он пытается использовать Ковчег Господень как супероружие, и в результате Израиль терпит поражение. Вместо Эли Господь избирает мальчика Самуила, хотя он не происходит из священнического рода.

Только на первый взгляд это предисловие выглядит излишним. Как мы помним, основная часть повествования говорит об израильской и иудейской монархиях, которые оказываются недостойными куда чаще, чем достойными. Главный священный центр для всего народа при этом не царский дворец, а Храм. Что же делать? Может быть, идеальный сценарий предполагает не монархию, а теократию? Предисловие прекрасно отвечает на этот вопрос: институт священства точно так же подвержен порче, как и институт царской власти. Эли, будучи лично вполне благочестив, не может обеспечить ни победы на войне, ни преемственности власти – ровно эти две задачи сможет решить царь. Дело не в том, какой из двух институтов возглавляет народ (и кажется, царская власть все же надежнее и практичнее), дело в том, что Господь может вмешаться через своего пророка, даже если это всего лишь ребенок.

Рассказ о рождении и призвании Самуила предваряет рассказ об избрании на царство сначала Саула, а потом и Давида – все трое никак не могли претендовать на то место, которое заняли, ни по праву рождения, ни в силу особых подвигов, ни по выбору всего народа. Они назначены непосредственно Богом, и лишь Он может их сместить.

ГЭ2. Теократия провалилась, народ просит о монархии, Самуил огорчен, Господь через него объясняет народу все права царя, и народ легкомысленно на них соглашается.

Этот отрывок, с одной стороны, оправдывает монархический строй: его выбрал сам народ, приняв на себя соответствующие обязательства, а с другой – показывает всю ограниченность и неполноту монархии. Она не есть некое божественное установление, как в Египте или Междуречье, а всего лишь «наименее худший» в сложившихся условиях государственный строй.

ГЭ3. Господь избирает царем никому не известного паренька по имени Саул, пророк Самуил помазывает его и возводит на престол. Саул решительными действиями подтверждает свое царское достоинство.

Да, царь Саул не самая удобная фигура для Давидовой династии, но полностью пропустить сказания о нем было бы для КД настолько же невозможно, как для советского историка перейти сразу к повествованию об Октябрьской революции, ничего не сказав о Февральской. Люди помнили, что сначала было некое другое, не главное событие, и рассказ об этом другом, в свою очередь, мог стать прекрасным объяснением, почему оно оказалось недостаточным, почему потребовалось заменить его на главное – Февральскую революцию на Октябрьскую, а Саула на Давида. Само это обстоятельство, кстати, однозначно свидетельствует, что такая фигура, как Саул, совершенно исторична: изобретать его точно никому не было нужно, если о нем рассказано, значит, нельзя было не рассказать. Разумеется, насколько точны повествования о Сауле, сказать на основании одного лишь нарративного анализа нельзя, но ничего принципиально невозможного в тексте мы не видим.