Режин Перну - Хильдегарда Бингенская

Дело в том, что Хазекка хотела оставить монастырь ради отшельнической жизни, а Хильдегарда советует ей лучше испытывать нынешнее состояние своей души, чем подвергать себя новым трудностям, неизбежным в уединении, потому что они способны ввергнуть ее в еще большее смятение, чем то, которое ее мучит. Вероятно, Хазекка проявляет некоторую, по крайней мере, внутреннюю, неустойчивость, от которой Хильдегарда ее предостерегает. Очень возможно, что еще одно письмо (не опубликованное в «Латинской патрологии», но воспроизведенное Петером Дронке) написано той же Хазеккой, которая собирается или начать жизнь в уединении, или совершить паломничество в Рим. Хильдегарда вновь предостерегает ее от неуравновешенности, которая для нее может быть пагубна. Она умоляет ее молить Бога о даре святого благоразумия: «О дщерь Божия, называющая меня, ничтожную жену, своей матерью в любви Божией, научись благоразумию, которое на земле и на небе есть матерь всех вещей, ибо благодаря ему душа ровна и тело питается с подобающей умеренностью».

Во многих письмах к разным людям Хильдегарда неоднократно возвращается к рассудительности, которая необходима всегда, в том числе для того, чтобы избегать чрезмерных подвигов покаяния и умерщвления плоти, на самом деле являющихся заблуждением, и даже «заблуждением бесовским». Она умеет найти яркие образы для убеждения и утешения тех, кому пишет: «Подражай голубице в благочестии, — пишет она аббатисе монастыря Пресвятой Девы Марии в Регенсбурге, — когда твой ум беспокойно стремится понять многое, а ты не можешь, оставайся в покое и учись умеренности, ибо голубица благоразумна и спокойна. Когда тебя томит неудержимый гнев, обрати взор твой к чистому источнику терпения, и вскоре гнев укротится, утихнет буря и волна неистового пыла, ибо голубица есть терпение. (…) Живи, уподобляясь голубице, и будешь жить вечно». Другой монахине, зная, что та питает пристрастие к чрезмерным лишениям, она советует: «Остерегайся сделать землю твою пустынной и не истощи ее до такой степени, что зелень трав и благоухание добродетелей не смогут на ней более произрастать, погибая от непрестанно перепахивающего ее плуга. Я часто вижу, — прибавляет она, — что когда кто-либо истощает свое тело чрезмерным воздержанием, в нем рождается отвращение, а отвращение умножает пороки гораздо более, чем если сдерживать их, соблюдая благоразумие». Подобные советы относительно умеренности встречаются в ее письмах довольно часто.

Изучая переписку Хильдегарды по тому, как нам ее представляет издание «Латинской патрологии» («Patrologiæ Latina»), прежде всего, мы находим иерархическую классификацию отправленных и полученных ею писем: сначала письма Римским папам и епископам, потом — что особенно удивительно для монахини — представителям политической власти, начиная с императора Германии; затем следуют высокопоставленные миряне, вроде графа Фландрии, затем — настоятели монастырей, представители высшего духовенства, священники, обычные монахи и т. д., и наконец — некоторое количество писем без подписи от простых людей, просивших совета или молитвы Хильдегарды.

Первое из писем от представителей светской власти было написано Хильдегарде императором Конрадом III Гогенштауфеном. Узнав о святости ее жизни и о вдохновении Святого Духа, которое ее посещало, погруженный в свои высокие обязанности и обремененный бесчисленными заботами император все же пожелал написать ей. Он уверяет ее в своей благосклонности к ней и ее сестрам; говорит о готовности помогать им при любых обстоятельствах; настоятельно поручает ее молитвам себя и своего сына, который, как он надеется, его переживет. Однако сын Генрих его не пережил, и Конрад III, умерший 15 февраля 1152 года, вынужден был оставить престол племяннику Фридриху. В то время преемник еще не был определен, и он мог лишь рекомендовать избиравшим его князьям своего племянника, которому предстояло славное и беспокойное царствование.

Вскоре из письма нового императора Фридриха мы узнаем, что он пригласил Хильдегарду приехать встретиться с ним в ингельхаймский дворец. «Доводим до сведения твоей святости, — пишет он, — что ныне мы обладаем тем, что ты предсказала нам, когда мы, находясь в Ингельхайме, попросили тебя приехать».

Подобная встреча, конечно, заслуживает того, чтобы остаться в истории. Ведь император — не кто иной, как правитель, известный под именем Фридриха Барбароссы. Он был избран 4 марта 1152 года во Франкфурте, коронован 9 числа того же месяца в Ахене, и, вполне вероятно, визит Хильдегарды относится к самому началу его царствования, может быть, даже к тому же 1152 году. Издание «Латинской патрологии» сохранило из этой переписки лишь по одному письму: письмо императора Фридриха и ответ Хильдегарды. Что касается авторов ее «Жития», то они вообще не говорят об этом эпизоде, хотя он заслуживает внимания.

В самом деле, трудно представить себе более яркий контраст: между той, которая называет себя «paupercula femina» («убогая и немощная женщина»), «paupercula forma» («немощный скудельный сосуд»), малым перышком, носимым волей ветра (ее излюбленный образ), и, с другой стороны, блистательным императором, которому суждено войти и в историю, и в легенду. Ему в это время было около тридцати лет; он обладал могучим телосложением, пышной шевелюрой, такой ярко-рыжей бородой, что она стала причиной прозвища Барбаросса; он отважен, жаждет славы, но и справедливости, и уже известен своими ратными подвигами в недавнем походе на Восток. Дело в том, что примерно шестью годами раньше он по призыву королевы Мелизенды присоединился к военному походу, чтобы оказать поддержку Иерусалиму. Предприятие не принесло желанных результатов, но подвиги Фридриха восхищали других крестоносцев.

Встреча юного блестящего императора с неприметной монахиней, измученной преждевременными недугами, постоянно угрожавшими ее жизни, произошла в великолепном дворце Ингельхайма, близ Майнца, — в одном из немногих дворцов императора, остатки которых обнаруживаются благодаря современным раскопкам. Как-то один поэт IX в., Эрмольд Черный, в стихотворении, посвященном сыну Карла Великого Людовику Святому, описал этот памятник: то был «громадный дворец, покоившийся на ста столпах, со множеством всякого рода переходов, строений, ворот и укреплений, с покоями без числа». Кроме того, он был покрыт росписями: в дворцовой часовне они изображали «великие деяния Божии» — иными словами, сцены из Ветхого и Нового Завета, — а в королевской зале — «великие подвиги человеков», то есть деяния древних правителей и свершения самого Карла Великого. Вероятно, речь идет о мозаиках на золотой основе, подобных тем, что сохранились до наших дней в некоторых итальянских церквах — например, в Венеции или же во Франции в храме Жерминьи де Пре.