Джон Бартон - История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре [litres]

В-третьих, в Библии нет противоречий: она совершенно гармонична. В мидрашах много внимания уделено тому, чтобы примирить пассажи или стихи, которые, как кажется, подвергают эту предпосылку сомнению, особенно если они влияют на практические дела. Во Вступлении я уже говорил о том, как Анания, сын Езекии – по предположениям – истратил триста больших кувшинов масла, пока при свете лампад примирял Книгу пророка Иезекииля с Торой, и благодаря его подвигу исчез риск того, что пророческую книгу могут счесть недостойной причисления к канону.

В-четвертых, Библия, согласно раввинам, божественно вдохновлена, а не создана одними только людьми. Именно потому ее можно трактовать так, как это делают раввины – и ни одну другую книгу так воспринимать нельзя. Это тоже подтверждает, что в представлениях ранних раввинов Библия выступала в форме канона, четко определенного перечня книг, ведь ко всем книгам канона относятся по-особому, а ко всем книгам вне канона – нет; и это свидетельство лучше, чем любой умозрительный список святых книг.

Эти предпосылки привели к появлению ряда подробных принципов, используемых для истолкования. Их первое сведение в систему приписывают Гиллелю, жившему почти в одно время с Иисусом. Как говорят, он предложил семь миддот , или правил; в последующие столетия это число возросло: рабби Ишмаэль (автор «Мехилты») насчитывал тринадцать, а поздние толкователи – еще больше. Некоторые из этих правил признаны «законами мышления»: скажем, правило, согласно которому спор можно вести от менее значимых случаев к более значимым («если нужно беречься гнева, то в сколь более великой мере – убийства!»). Но на самом деле миддот – это не правила, придуманные раввинами изначально, а скорее нормативы, принятые уже после того, как оформился раввинский подход в трактовке Библии; раввины по большей части работали не в строгом соответствии с предписаниями, а действовали интуитивно – или учились по аналогии. Как мы увидим, то же самое справедливо и для христианских трактовок.

Посторонний свидетель, возможно, поразится и сочтет подход раввинов к Священному Писанию произвольным и даже превратным, решив, что это попытка прийти к нужным выводам не мытьем, так катаньем. Столь враждебные суждения, в прошлом питавшие антисемитизм, основаны на предпосылке, согласно которой иудаизм определяется Библией. Но хотя иудейская религия, несомненно, произошла из Библии, она ни в коей мере не ограничена только лишь своим библейским наследием – и она, временами осознанно игриво, использует библейский текст, чтобы проявить свои обычаи и установленные порядки. Да, так иудеи пытаются неявно выразить то, что эти порядки и обычаи уже присутствуют в тексте Библии, но это не притязание в прямом смысле. То, сколь изобретательно они находят пассажи, вроде как позволяющие истолковать нужный, на основе связи слов, которая нередко кажется просто-напросто случайной – это на самом деле часть их любви к Священному Писанию, даже пусть неевреям она порой видится неподвластной контролю и, безусловно, произвольной. Такая изобретательность сумела обрести новую жизнь в недавних буквальных трактовках Библии [14], для которых случайные ассоциации уже не кажутся недостатком: если точнее, то это трактовки, движущей силой которых стал психоанализ. И, как говорит об этом Александр Самели, мидраш – это своего рода постмодернизм avant la lettre , иными словами, возникший тогда, когда никто даже не знал даже слова «постмодернизм».

Для ранних христиан Библия (конечно же, в этом случае содержавшая в себе и Новый Завет) тоже была особенной книгой – и требовала особых форм толкования. Уже отмечалось, что даже в самом Новом Завете ветхозаветные пассажи порой трактуются, как сказали бы мы, в духе мидрашей. Но есть и важные отличия от иудейских стилей толкования. У христиан было стойкое чувство того (как я показал в главе 13), что Священное Писание ведет связный и последовательный рассказ о вовлечении Бога в дела рода человеческого. Иногда христиане интерпретировали тексты по частям, в духе раввинов, но чаще их интересовали общая тенденция и общий смысл непрерывно идущих пассажей, и это придает христианскому толкованию Библии совершенно иной оттенок по сравнению с ее толкованием у иудеев, – по крайней мере в конце II века. Впрочем, у христианских толкований есть и нечто общее с теми, что приняты в раввинизме – это уверенность в том, что Библия представляет собой единое целое, а не просто коллекцию отдельно взятых книг, и в том, что к одной книге можно обратиться в попытках истолковать другую. Кроме того, как мы еще увидим, христианские толкования близки к мидрашу, поскольку сосредоточены на трудных местах или несообразностях текста, хотя и в меньшей степени.

Примерно в то же время, когда была составлена «Мехилта рабби Ишмаэля», великий ученый и учитель раннехристианской эпохи, Ориген [15], вершил свои труды в огласительном училище в Александрии. Это был его родной город, и родился он в семье христиан. Отец его погиб мученической смертью в 202 году. В отличие от многих раннехристианских авторов, чьи творения до нас дошли, Ориген не был епископом. В поздние годы он стал рукоположенным священником, но решение это оказалось роковым, поскольку принял его Ориген в Кесарии, в дни своих странствий по Святой Земле, чем вызвал гнев своего епископа в Александрии. Ориген переехал в Кесарию и учил там, пока его не бросили в тюрьму в дни гонений, устроенных императором Децием, где Ориген и умер, не выдержав мучений. (Именно в Кесарии он создал «Гексаплу», о которой мы поговорим чуть дальше [16].)

На первый взгляд Ориген в своем толковании Библии близок к раввинам. К примеру, его очень настораживает любая очевидная лексическая избыточность в пассажах, и он пытался объяснить ее примерно так же, как это делали в раввинизме:

Бытие 24:16, как кажется, говорит нам слишком о многом – и о том, что Ревекка была «девой», и о том, что «[ее] не познал муж», но на самом деле этим подчеркивается, что она была свята и телом, и духом (Гомилии на Бытие, 10.4). Когда Бог говорит: «Я взял левитов от среды сынов Израилевых» [60], слова «от среды» кажутся излишними и ненужными. Но стоит тщательно разыскать, где еще в Священном Писании используется то же самое выражение, и его значимость станет явной: стоять «в среде», или «в середине», значит никогда не уклоняться ни направо, ни налево, иными словами, быть безгрешным. Это можно сказать лишь о Христе (согласно Иоанну Крестителю, Христос ‘стоит среди вас’ [Ин 1:26]). И все же можно сказать, что праведные (которые, как признано всеми, безгрешны), ‘живут [не «стоят»] среди’ (так в 4 Цар 4:13), и именно из их числа избирались левиты (Гомилии на Числа 3.2.3) [17].