Коллектив авторов - Иисус. Все мировые исследования

Есть и другой вариант того же сценария: согласно ему, Иисус был прочно укоренен в иудаизме и проповедовал, четко и ясно, именно иудейскую религию. Такой образ предложен в самых современных исследованиях, посвященных историческому Иисусу, однако он подвергается суровой критике. Споры начинаются «лишь тогда», когда возникает вопрос, «как именно» соотносились друг с другом иудей Иисус и раннехристианское движение, и был ли Иисус иудеем-маргиналом или «просто» представителем одного из множества разнообразных течений иудаизма [1265].

В случае с Павлом ситуация заметно меняется. Мы подробно рассмотрим это чуть позже, но позиция Павла в контексте иудаизма I века очень противоречива. В тех исследованиях, где Иисус пребывает в иудаизме, апостол Павел чаще всего предстает как тот, кто либо отделился от иудаизма, «открыв» христианство, либо настолько отдалил христианскую проповедь от иудейского мейнстрима, что «расставание» стало неизбежным. С этим мнением часто сочетается восприятие Павла как римского гражданина, подпавшего под очень сильное влияние эллинизма. Деяния Павла получают разную оценку: либо в них, вслед за Бауром, видят благой и освобождающий (или по крайней мере неизбежный) шаг, либо – в некоторых феминистических подходах – искажение изначальной вести [1266].

Во-вторых, вышеописанные сценарии несходства противоречат давней и почтенной традиции, согласно которой именно Павел остается связан с иудаизмом, прежде всего – с его раввинистической формой. Защитники этого взгляда утверждают, что Павел, иудейский богослов, преобразил или, скорее, исказил простую и ясную весть Иисуса, превратив ее в нечто запутанное и внутренне противоречивое. В данном случае именно Павел уходит от «чистых» начал Движения Иисуса и снова внедряет в них (иудейские) взгляды и ценности, причем в форме путаного и полного противоречий (раввинистического) образа мысли, уже преодоленного в раннехристианском движении. Хотя и не всегда такой сценарий воспринимается как чисто негативный, исследователь (скажем, Ханс Хайнрих Вендт) чувствует себя вправе сказать: «Если воспринять и проповедать учение Иисуса в его изначальной полноте, оно может – и непременно сможет – оживотворить и облагородить христианский мир гораздо сильнее, чем смогло учение Павла за всю прошедшую историю» [1267]. Этим словам уже больше ста лет, но отголоски такого восприятия можно встретить и сейчас – у некоторых феминистических исследователей, приписывающих высказывания Павла о женщинах его «иудейскому прошлому» [1268], или у Додда, который объясняет заботу Павла о своем народе в Рим 9–11 эмоциональной привязанностью, которую тот, несмотря на все усилия, так и не смог преодолеть [1269].

Интересно, что именно такое представление о Павле стало основой позиции богословов, примкнувших к «Немецким христианам» в Третьем рейхе. Движение стремилось устранить из христианства все связи с иудаизмом, придать Иисусу арийский облик и отождествить христианский мир с миром арийцев – а Павел под критерии «арийца» не подходил. И им пренебрегли – как безнадежным иудеем! [1270]

Обе разновидности дискурса «несходства» проявляются в рамках контрастных парадигм: Иисус, будь он иудей или нет, оказывается «истинным» провозглашением и воплощением изначальной евангельской вести, хотя, по мнению некоторых, облик этой вести все же связан с интересами одной группы; Павел же либо освобождает и развивает, либо искажает эту изначальную весть. Важно отметить, что в любых подходах прежних лет, где апостола Павла представляли как иудея, эта черта воспринималась негативно. В Павле видели «слишком много иудейских черт», и его проповедь расценивалась как искажение благой вести, преодолевшей ограничения иудаизма [1271]. И пусть даже такие специалисты, как Уильям Дэвис, предлагали совершенно иной анализ иудейской идентичности апостола Павла [1272], до последнего времени их взгляды почти не влияли на исследования Иисуса и Павла.

Итак, наш краткий обзор исследований, связанных с Иисусом и апостолом Павлом, дал нам множество тем, которые еще предстоит изучить.

1. Недавние исследования подтвердили значение иудаизма периода Второго Храма как традиции, с которой были неотъемлемо связаны и «исторический Иисус», и раннее христианство; другие современные исследования, не менее важные, выдвинули достойные аргументы и привели свидетельства в пользу того, что о такой же связи можно говорить и в случае апостола Павла [1273]. Этот новый фактор в дискуссии необходимо рассмотреть очень серьезно. Рассмотреть итоги исследований, показывающих вовлеченность Павла в иудаизм, и оценить, сколь много они значат для ответа на вопрос о том, что связывало Иисуса и апостола Павла, – или, иными словами, о том, как связаны предания об Иисусе, представшие в Евангелиях, и образ Иисуса в посланиях Павла и тех, кто ему содействовал, – эта задача представляется мне необходимой и плодотворной [1274].

2. Анализ этих отношений, на мой взгляд, необходимо начинать с посланий апостола Павла – как с исторически древнейших литературных свидетельств об Иисусе [1275]. Не отрицаю, что в евангельских рассказах могла сохраниться память о более ранних преданиях; однако это утверждение более гипотетично, чем ранние литературные свидетельства Павла [1276]. Вот почему в поисках Иисуса и преданий о нем в памяти первых последователей Христа я предлагаю читать апостольские послания Павла как главный источник, а евангельские повествования – как источники второстепенные. Мы не ищем новых «подтверждений» тем или иным догадкам об Иисусе и Павле, а стремимся найти новые тексты, упоминающие о преданиях, важных для движения: так они станут свидетельством общих воспоминаний и значимости этого процесса в формировании общин.

3. По сути, исследование «Иисуса» и «Павла» представляет собой изучение жизни не двух личностей, но двух групп людей в определенном политическом, культурном и географическом контексте – и это важный аспект споров об Иисусе и Павле, требующий пристального внимания [1277]. Это важно не только в связи со значением групповой динамики в социологическом смысле, но и в связи с общим аспектом «памяти». Несмотря на все споры об индивидуальном и коллективном аспектах памяти, даже в том случае, когда именно первостепенно важным считается первый, исследователи по меньшей мере признают, что в христианском движении совместно разделенные воспоминания имели и важный объединяющий аспект [1278]. С учетом этого такие заявления, как ἐγὼ γὰρ παρέλαβον ἀπὸ τοῦ κυρίου ὃ καὶ παρέδωκα ὑµῖν («Ибо я получил от Господа то, что передал вам», – 1 Кор 11:23), могут прояснить взаимодействие между памятью личности и коллектива. Отдельный человек связан с группой, которая хранит и передает определенные сведения в определенном контексте, – иначе говоря, они предстают как часть зарождающейся коллективной памяти. Здесь Павел как участник группы (отправителей послания) напоминает другой группе (адресатам) о тех сведениях (иными словами, о тех элементах традиции), которые они должны помнить, ибо она составляет часть их групповой идентичности. И сам процесс, и цель этих воспоминаний – не в сохранении прошлого, но в создании общины в настоящем и в ее жизни в будущем.