Коллектив авторов - Иисус. Все мировые исследования

Можно предположить некоторую связь между Евангелием Спасителя и Евангелием Петра : и там, и там в видении предстает сияющий Христос с головою выше неба; в обоих случаях звучит обращение к кресту как к участнику в спасении и упоминание о том, что Христос проповедовал мертвым [1685]. Благодаря замечанию Евсевия о столкновении Серапиона с христианами, которые использовали это Евангелие в общественном богослужении, мы знаем, что Евангелие Петра имело хождение в Малой Азии во II в. н. э. ( Церк. ист 3.3.2; 6.12.1–6) [1686]. Фрагмент III в. (P.Oxy. 2949) весьма отличается – в разделе о Страстях и воскресении – от текста VIII в., на который опираются современные исследования Евангелия Петра . Однако рукопись VIII в. показывает, что этот текст распространялся и после того, как епископ Серапион счел его докетическим и, следовательно, неуместным для богослужения и наставления верующих [1687]. Как и другие апокрифы, Евангелие Петра в различных списках варьируется более свободно, чем канонические Евангелия.

Раймонд Браун предлагает подробнейший сравнительный анализ рассказа о Страстях в Евангелии Петра по сравнению с каноническими Евангелиями [1688]и делает вывод о том, что в тексте невозможно выделить древнейшую страту повествования о Страстях, которую затем бы дополнили отсылки к каноническим Евангелиям и апокрифическим элементам текста. Однако зависимость автора от мотивов, уникальных для Матфея, а также отголоски Луки и Иоанна вытекают скорее из устного знакомства с этими текстами, чем из такой переработки письменных источников, какую мы видим в работе Матфея и Луки над текстом Марка или в гармонизации евангельских текстов у Татиана [1689]. Следовательно, теоретически возможно, что такая свободная гармонизация знакомых Евангелий содержала ранние воспоминания, не вошедшие в канонические версии – почти так же, как не вошли в них многие речения, извлеченные из Евангелия Фомы .

Очевидно, решение необходимо принимать по каждому случаю в отдельности. Какие элементы Евангелия Петра могу восходить к I столетию? Большинство ученых сомневаются, что в этом Евангелии можно найти что-либо значительное для изучения исторического Иисуса [1690]. В его повествовании, почти как в Апокалипсисе Петра , где под видом «иудеев» изображены ортодоксальные христианские лидеры, в распятии Иисуса оказываются виновны иудейские вожди. Роль Ирода, упомянутого во вступлении к Евангелию от Луки, перевернута с ног на голову: здесь Ирод лично распоряжается о распятии. Пилат играет второстепенную роль – и даже обращается к Ироду с просьбой отдать тело Иисуса своему другу Иосифу [то есть здесь Иосиф – друг Пилата!] ( Ев. Пет 1–6) [1691]. Столь сильная неприязнь к иудеям больше похожа на позднейшее развитие, а не на исторические воспоминания о том, что казнь Иисуса устроили и провели иудейские власти. В рассказе о гробнице сочетаются два предания, не согласованные друг с другом. По сравнению со стражниками у Матфея, запечатавшими гробницу и потом доложившими начальству (Мф 27:62–66; 28:11–15), здесь проводится настоящий дозор: римские солдаты стоят на страже, сменяя друг друга, к ним присоединяются иудейские старейшины, а на рассвете к гробнице приходит целая толпа народа. Все они видят, как ангелы открывают гробницу, заходят туда, а затем выходят вместе с великаном-Христом, у которого голова выше неба, и крест следует за ними ( Ев. Пет 8–11). К этому рассказу добавлена история о Марии Магдалине и других женщинах, посетивших гробницу: здесь подробнее говорится о страхе иудеев, прервавших традиционное погребение и оплакивание Иисуса. Эта история следует каноническим образцам. Женщины находят гробницу открытой, встречают ангелов, возвещающих им о воскресении Иисуса, и убегают в страхе ( Ев. Пет 12–13). Предыдущий эпизод у гробницы при этом не упоминается. Евангелие Петра отражает апологетический интерес. Истории о гробнице могут послужить свидетельством воскресения только в том случае, если посторонние видели, как Иисус выходит из склепа. Отсутствие тела само по себе ничего не доказывает. Однако у этой истории, развитой в Евангелии Петра, отсутствуют какие-либо иные источники кроме тех, что сохранены в канонических Евангелиях. Их версии отражают лишь то, каким образом христиане II в. дополняли и приукрашивали эти истории, пересказывая их друг другу, – или, может быть, старались объяснить для себя то, что услышали или прочли в канонических Евангелиях.

Итак, единственным правдоподобным источником ранних преданий об Иисусе – помимо канонических Евангелий – остаются речения, сохраненные в Евангелии Фомы . Это собрание распространялось во II–III вв. н. э. в нескольких версиях, как показывают нам греческие фрагменты, коптский текст и цитата из Ев. Фом 82, приведенная в Ев. Спас 72. Скорее всего, за его появлением стоят те же движущие силы, какие руководили Папием, который говорил, что собирал предания у тех, кто слышал их от очевидцев слов и дел Иисуса, и отмечал, что можно познать из этих преданий (Евсевий, Церк. ист 3.39.7; Ириней, Против ересей 5.33.4) [1692]. Поскольку множество речений носит следы гностической обработки или свидетельствует о схожести с каноническими вариантами, выносить окончательное суждение об исторической ценности Евангелия Фомы невозможно. В решении вопроса о том, какие речения представляют ранние предания об Иисусе, важную роль играет сходство с притчами и речениями, знакомыми нам по синоптической традиции. Однако все эти усилия остаются во многом спекулятивными. Часто происходят взаимодействия между представлениями специалистов о страте «раннего Q» и Евангелием Фомы . Последнее служит своего рода гарантом для расценивания апокалиптических мотивов в преданиях об Иисусе как более поздних элементов в сравнении с «учением премудрости» – самом раннем пласте, который выделяют некоторые анализы Евангелия от Фомы [1693].

Наиболее подробную и развернутую систему критериев для сортировки речений Евангелия Фомы разработала Эйприл Деконик [1694]. Она выделяет «Стержневое Евангелие» (англ. “Kernel Gospel”), которое впоследствии разрослось до известного нам собрания речений – за счет позднейших дополнений и влияния устной памяти о синоптических вариациях. Это «Стержневое Евангелие» состоит из пяти речей:

1. Близость конца мира (логии 2; 4.2–3; 5; 6.2–3; 8–10; 11.1; 14.4; 15; 16.1–3).

2. Эсхатологические вызовы (логии 17; 20.2–4; 21.5, 10, 11; 23.1; 24.2, 3; 25; 26; 30–36).

3. Необходимость исключительной верности Иисусу (логии 38.1; 39–42; 44.2–3; 45–48; 54–55; 57–58; 61.1).

4. Избрание немногих достойных (логии 62–63; 64.1–11; 65–66; 68.1; 69.2; 71–74; 76; 78–79; 81–82; 86; 89–90; 91.2).