Коллектив авторов - Иисус. Все мировые исследования

Мф 8:16: « Когда же настал вечер, к нему привели многих бесноватых».

Мк 1:32: « При наступлении же вечера, когда заходило солнце, приносили к Нему всех больных и бесноватых».

Лк 4:40: « При захождении же солнца все, имевшие больных различными болезнями…»

В 1832 году Фридрих Шлейермахер, не считавший, что Евангелие от Матфея написано очевидцем событий, опубликовал свой труд о Папии Иерапольском [1902], который – насколько понял его Шлейермахер – говорил о двух источниках: о Евангелии, которое написал Марк (причем ином по сравнению с Евангелием от Марка в его нынешнем виде), и о собрании логий, к которому обращался Матфей (и от которого зависел Лука). Из этого впоследствии развилась «теория двух источников»: Матфей и Лука независимо друг от друга комбинировали Марка с собранием речений Иисуса, обозначаемым как Q, добавляя к этому дополнительный материал и проводя над всем этим редакторскую работу. В том же, что касается датировки Евангелий, были приняты с небольшими поправками выводы Гарнака [1903]: Марк – между 65 и 70 гг., Матфей – 70–75 гг., Лука и Деяния – 79–93 гг., и Иоанн – 80–110 гг.

Эти выводы повлекли за собой значительные последствия, которые можно вкратце изложить так:

1. В сравнении с Марком Матфей – намного более «иудей по духу», а кроме того, у него есть речение Иисуса о Петре как о главе Церкви (Мф 16:18). Это указывает на некое возвращение иудейского духа в Евангелие, по-видимому, связанное с формированием централизованной Церкви и церковной ортодоксии. Все это происходило уже после посланий Павла.

3. Развитие богословия от Марка к Иоанну указывает, что божественность Иисуса – позднейшее измышление, связанное с влиянием греческой культуры или даже философии, а не первоначальная иудейская черта. Впрочем, это мнение трудно примирить с предыдущим тезисом о возвращении иудейского духа.

4. Поскольку Евангелия в целом обрели свой нынешний вид и авторитет весьма рано, едва ли можно найти у раннехристианских писателей какие-то важные дополнения к ним.

Однако все это можно поставить под вопрос. Во-первых, Теория двух источников – отнюдь не твердо установленный факт. Она предполагает, что Матфей и Лука независимы друг от друга. Например, в вышеприведенном примере можно допустить, что Матфей и Лука, каждый по-своему, сократили длинную фразу Марка – «при наступлении же вечера, когда заходило солнце», – но невозможно предположить, будто Марк «склеил» вместе тексты Матфея и Луки. Однако, если говорить серьезно, текстуальных совпадений Матфея и Луки, отсутствующих у Марка, огромное множество – от 250 до 300 по разным подсчетам – и невозможно все их объяснить случайностью. В некоторых случаях совпадают умолчания и пропуски слов. Это объяснить легче; но немало и таких мест, где дословно повторяются слова и выражения. Вот один пример, взятый из истории расслабленного в Капернауме: у Матфея и Луки имеется пять общих слов, которых у Марка нет:

Мф 9:7: ἀπῆλθεν εἰς τὸν οἶκον αὐτοῦ – «он [расслабленный] пошел в дом свой».

Мк 2:12: ἐξῆλθεν ἔµπροσθεν πάντων – «вышел пред всеми».

Лк 5:25: ἀπῆλθεν εἰς τὸν οἶκον αὐτοῦ [греческий текст] – «и пошел в дом свой».

Чтобы разрешить эту проблему, было высказано предположение, что Матфей и Лука зависят от разных форм Евангелия от Марка, названных перво-Марком и второ-Марком. Более того, у Матфея и Луки есть и более значительные общие характеристики, также отсутствующие у Марка: пять перикоп тройной традиции (Мк 3:23–30; 4:30–32; 6:8–11; 9:42–50; 12:28–34) очень схожи у Матфея и Луки, но отличаются у Марка. Чтобы объяснить этот факт, была выдвинута гипотеза, согласно которой в Q имелись и сюжетные повествования [1904]. Однако вся эта система, основанная на источниках, которых никто никогда не видел, не раз подвергалась критике [1905]. Здесь достаточно сказать, что она так и не доказана [1906].

Что же касается датировки Евангелий, стоит сделать несколько общих замечаний. В конце II в. Канон Муратори и Ириней ( Против ересей 3.12.12) дают нам список канона Нового Завета (без Второго послания Петра). Последний призывает своих читателей принять и Деяния, раз уж принято Евангелие от Луки. Гарнак убедительно аргументирует, что составление новозаветного канона – отклик на деяния Маркиона [1907], который в середине II в. стремился очистить христианство от всех отзвуков Ветхого Завета. Это говорит о том, что нам необходимо тщательно различать редактуру и канонизацию, или официальную публикацию. Иными словами, можно ожидать, что до финальной стадии – канонизации – тексты были далеко не столь стабильны и неизменны, как после, хотя, несомненно, содержали в себе древние предания.

Можно отметить несколько интересных свидетельств. В древней компиляции под названием Пасхальная хроника приводятся цитаты из нескольких авторитетных авторов о датировке Тайной Вечери (PG 90:80). Около 165 г. Аполлинарий, епископ Иерапольский, негодовал по поводу мнения неких невежд, будто «14 нисана Господь вкушал агнца с учениками своими, а затем пострадал в великий День Опресноков» (то есть 15 нисана); они защищали свое мнение тем, что «с ними будто бы согласен Матфей – однако суждение их противоречит закону и вносит противоречия в Евангелия». К этому он добавляет, что «истинной Пасхой 14-го дня стал Сын Божий, заменивший собой агнца». Далее Аполлинарий следует хронологии Иоанна; однако стоит отметить, что Матфей, каким мы его знаем, действительно с этими «невеждами» согласен [1908].

В той же Хронике имеется цитата из Климента Александрийского, в которой отражены примерно те же идеи:

В день 13 нисана они спросили его: «Где велишь нам приготовить Тебе Пасху?» (см.: Мф 26:17). В этот день совершалось освящение опресноков и приготовление к празднику. Господь наш пострадал на следующий день – он, который сам был Пасхой, предлагаемой евреями. В четырнадцатый день первосвященники и книжники привели его к Пилату, но не вошли в преторий (см.: Ин 18:28), ибо желали избежать осквернения, которое помешало бы им тем же вечером есть Пасху.

По Евсевию ( Церк. ист 4.26.4), Климент опирался на утраченное сочинение Мелитона Сардийского, современника Аполлинария. В самом деле, датировка событий и изложение деталей у Иоанна вызывают больше доверия [1909], однако стоит отметить: создается впечатление, что проблема, поставленная датировкой событий у синоптиков, возникла незадолго перед тем, лишь за какое-то время до Иринея. Возможно, еще стоит сказать, что широко известное применение пресного хлеба для Евхаристии вошло в обиход гораздо позднее, и лишь в западных церквях [1910]; если бы этот обычай был в Церкви изначальным, – трудно представить себе, как мог он исчезнуть бесследно и без обсуждений.