Коллектив авторов - Иисус. Все мировые исследования

Иустин Мученик, живший в середине II в., дает нам полезное свидетельство. Обращаясь к Трифону ( Разг 111.3), он говорит: «В день Пасхи вы схватили его и так же распяли его в Пасху». Здесь сочетаются два значения слова «Пасха», праздничный день и само жертвоприношение: сначала Иустин ссылается на хронологию синоптиков, затем – на то, что распятие произошло во время заклания пасхального агнца. Он говорит о своего рода христианизированной Пасхе, которая заканчивается распятием, то есть приготовлением пасхального агнца. Это символично и полно глубокого смысла, однако не имеет никакого отношения к иудейскому обряду, согласно которому, разумеется, агнец должен был быть заклан и приготовлен до Пасхи. Для Иустина «Пасха есть Христос», то есть агнец. В другом месте (40.3) он объясняет, что пасхальный агнец прекрасно символизирует Иисуса на кресте, поскольку готовится на двух вертелах, образующих крест: главный вертел пронзает его от нижней части тела до головы, а на второй, прикрепленный к лопатке, кладутся ноги, так что ягненок не варится, не печется, а именно жарится на открытом огне (см.: Исх 12:9). В продолжение ( Разг 41) Иустин говорит о хлебе евхаристии, однако не связывает его с Пасхой: для него библейский прообраз причастия – пшеничная мука, которую должен принести в Храм прокаженный после исцеления (Лев 14:10). Все это указывает, что рассказ о Страстях у синоптиков – литературная конструкция [1911].

Вообще слово «Писание» у Иустина относится только к Ветхому Завету, однако иногда он цитирует, по его собственным словам, «воспоминания апостолов», или Евангелия, как подтверждение своих аргументов об исполнении пророчеств в беседе против Трифона. Однако текст его цитат не вполне совпадает с каноническими Евангелиями. По-видимому, он использует греческую «гармонию» Евангелий, сравнимую с неким прото- диатессароном [1912], в которой отражаются ранние стадии их редакции. Это показывает нам, что на тот момент четыре Евангелия еще не превратились в канон, и тексты их не вполне стабилизировались. Иными словами, само понятие «изначального» текста применительно к Евангелиям довольно туманно, и граница между низшей (текстуальной) и высшей (литературной) критикой выглядит проницаемой [1913].

Некоторые детали у синоптиков указывают на то, что окончательные их редакторы были далеки от событий I в., поскольку некоторые истории у них перепутаны друг с другом. Рассмотрим сначала историю Захарии, сына Варахии. В Мф 23:13–36 (и Лк 11:39–52) Иисус снова и снова обличает фарисеев и книжников, все более и более сурово: обвиняет их в слепоте, называет лицемерами, а затем и убийцами, на чьих руках вся невинная кровь, «от крови Авеля праведного до крови Захарии, сына Варахиина, которого вы убили между храмом и жертвенником». Со времен Иеронима ( Чет. Толк. Мф , см. соотв. места) этого Захарию отождествляют со священником Захарией, сыном Иодая, который, согласно 2 Пар 24:21, был побит камнями в храмовом дворе за то, что обличал идолопоклонство: имя его, возможно, было спутано с именем пророка Захарии, сына Варахии (Зах 1:1 LXX) Следовательно, обвинение простиралось от первого убийства в Библии до последнего, упомянутого в Ветхом Завете. Однако такое объяснение неудовлетворительно – не только из-за искаженного имени, но и потому, что Иисус, обличая своих собеседников, не мог говорить только о преступлениях древности, – в этом случае его обвинения потеряли бы смысл. Намного лучший ключ к пониманию этих слов дает нам Иосиф Флавий. В Иудейской войне IV, 5.4 он упоминает некоего Захарию, сына Баруха [1914], богатого чиновника, которого зилоты убили посреди Храма после пародийного суда. Это событие произошло в 70 г., в начале войны; однако такое редактирование речи Иисуса нормально для устной традиции [1915], легко сочетающей истории по смысловым шаблонам, если события, о которых идет речь, случились не так давно.

Нечто похожее видим мы и в первых главах Деяний. Достаточно странно, что среди общественных волнений и беспорядков мы не видим римских властей и о них не слышим. Враги новой общины – саддукеи (Деян 4:1), представленные как партия, поддерживающая первосвященника (5:17) – о таком мы до сих пор не слышали. Более того, нового первосвященника зовут Анна [1916], хотя должен быть Каиафа. Однако все эти недоумения легко разрешить: чуть раньше мы читали об Анане, единственном первосвященнике-саддукее. Можно добавить, что во время его краткого правления в 62 году представителей римской власти в Иерусалиме не было. Причина, по которой в Деяниях появляются противники-саддукеи, очевидна: до миссии среди язычников, которая началась позднее и вызвала неприятие в более широких иудейских кругах, основным «камнем преткновения» в этих чисто иудейских главах становится вера в воскресение.

У Евангелий есть еще одна черта, ставившая многих комментаторов в тупик: им не особенно интересна война 70 года. Любопытна в этом отношении эволюция Иосифа Флавия. Первой его книгой стала Иудейская война , причем, по некоторым данным, изначально она называлась Взятие Иерусалима ; в конце книги он мрачно замечает: «Бог… ныне избрал своим обиталищем Италию» ( И. В. V, 9.3). Однако около двадцати лет спустя, когда Иосиф пишет главный свой труд, Иудейские древности, он почти не упоминает о войне. В Жизни 422 он кратко подводит итоги войны, говоря, что Тит прекратил беспорядки в Иудее. В книге Против Апиона 1.33–36 он между делом отмечает, что в Иерусалиме восстановлены священнические архивы, так что там по-прежнему можно готовить священников для совершения богослужений.

В Евангелиях Иисус предсказывает разрушение города. В Лк 21:20–22 он предвидит грядущую войну, видит Иерусалим, окруженный вражескими войсками, однако объясняет, что все это должно произойти, «да исполнится все написанное», ссылаясь на Иер 25:13, где пророк говорит о гибели Иудеи и порабощении ее народа согласно «всему написанному в сей книге». Возможно, это относится к войне 70 года, однако важнее здесь библейские прообразы. В Евангелиях от Матфея и Марка он говорит: «Итак, когда увидите мерзость запустения, реченную через пророка Даниила, стоящую на святом месте, тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы» (Мф 24:15–16; Мк 13:14). Это отсылка к пророчеству Даниила, за которым стоит разрушение Храма Антиохом Эпифаном в 167 г. до н. э., после чего Маттафия и его сыновья «бежали в горы» (1 Мак 2:28). Выражение «стоящую» указывает на культовое сооружение. Видимо, речь здесь идет либо о скандальном намерении Калигулы в 40 году воздвигнуть в Храме свою статую, либо о политике Адриана, стремившегося превратить Иерусалим в греко-римский город с форумом и Капитолием, что в 132 году вызвало восстание Бар-Кохбы. Несомненно, больше соответствует обстоятельствам второй вариант [1917]. Война 70 года сюда плохо подходит: даже если римляне в самом деле поклонялись своим штандартам на святой территории ( И. В. VI, 6.1), это было уже после сожжения Храма, и поклонение римлян ни к чему не принуждало евреев. Триумф Тита показывает, что римляне стремились перенести иудейский культ в Рим. Лучшее изображение этой войны дают в пророческом стиле Оракулы Сивилл (4:125–127): «Римский правитель придет из Сирии. Он сожжет Храм Иерусалимский, и при этом убьет множество людей и опустошит многие земли Иудейские, застроив их широкими дорогами».