Андрей Десницкий - Христианство. Настоящее

Но вот абсолютизация этого самого языка греческой философии отчасти привела к расколу с восточными церквами еще до раскола с Западом – на арамейском «сущности» и «ипостаси» звучали слишком непонятно. Впрочем, так они звучат и для наших современников.

Католическая церковь (καθολικός – «всеобщий») была, в свою очередь, ориентирована на всемирность, универсальность в сочетании с организационным единством, и тут тоже не обошлось без издержек. У той и другой части христианского мира были свои взлеты и падения, и если сегодня, после Второго Ватикана, католики выглядят куда более «современными», то русский собор 1917/18 года поставил многие вопросы адаптации христианской веры к реалиями XX века и предложил конкретные решения еще за полвека до собора западного. Как будут выглядеть наши конфессии (наши провинции!) через век или два, нам не дано угадать. И потому перебегать из одной в другую мне кажется не слишком осмысленным занятием.

А вот совершать путешествия, чтобы научиться чему-то новому и важному для себя, стоит обязательно. Вообще, аналогия с государствами и их границами работает довольно точно: полвека назад поездка за границу была огромным событием не только для граждан социалистических стран. Экономика, промышленность, да и культура тоже существовали в основном в национальных границах, общение людей поверх них было достаточно затруднено.

Сегодня границы никуда не делись, у нас по прежнему есть паспорта и нам часто требуются визы. Но зарубежная поездка стала рядовым событием, по крайней мере для жителей больших городов, а что до экономики, то уже нелепо спрашивать, какая именно страна производит тот или иной товар: в одном месте Земли добывается сырье, в другом разрабатываются чертежи, в третьем производятся запчасти, в четвертом осуществляется сборка. Как изменил стиль нашего общения Интернет, и говорить не приходится.

Наконец, возник Евросоюз – первое, по сути, со времен Римской империи глобальное объединение очень разных стран, которые сохраняют свои различия и отчасти даже продолжают конкурировать, но больше не воспринимают друг друга как врагов и живут по общим правилам, постоянно уточняя и пересматривая их путем договоренностей, а не насилия. Нечто подобное можно представить себе и в сфере межконфессионального взаимодействия.

Более того, в Евросоюзе, по сути, национальные государства значат все меньше, их полномочия отчасти переданы наверх, Евросоюзу, а отчасти вниз, регионам. Франция и Германия многократно воевали за Эльзас и Лотарингию, но в новой войне нет никакого смысла, когда жители этих провинций могут свободно выбирать, на каком языке говорить и в какую соседнюю провинцию ездить. Собственно, и в межконфессиональных контактах наблюдается нечто подобное: в каждой конфессии есть люди очень разных взглядов, и вот фундаменталисты всех стран соединяются, равно как и либералы. У двух христиан из разных конфессий может оказаться куда больше общего друг с другом, чем с единоверцами, и это совершенно не повод для них основывать некую новую, третью конфессию. Скорее это причина для общения. Отказ от узколобого провинциализма приводит на самом деле не к упадку, а к расцвету в родной провинции, и то же самое, полагаю, относится и к конфессиям.

Готовность к заимствованию опыта и к диалогу через конфессиональные границы и составит, по моему убеждению, будущее экуменизма – экуменизма не институций, но личностей. В него сейчас вовлечена очень небольшая часть верующих с каждой стороны, как сказали бы политики, «пренебрежимо малая часть электората». Но именно малая закваска сквашивает всё тесто, в истории христианства именно так зарождались все новые идеи.

В таком экуменическом диалоге, как во флешмобе, будут участвовать только те, кто сам захочет, и заранее будет невозможно определить, кто именно и сколько, да и не надоест ли кому-то очень скоро собственное участие. Существуют в Европе монастырские общины, где молятся вместе католики и протестанты (Тэзе во Франции) и где католики внимательно изучают духовный опыт православных церквей (Бозе в Италии), но при этом никто никуда не переходит. Есть и мирянские движения подобного рода, их явно будет становиться намного больше. Впрочем, не обязательно создавать некие особые организационные формы, это может быть для начала просто общение поверх конфессиональных барьеров – общение людей, которые хотят жить с Богом и друг другом, которые готовы слушать и учиться прежде, чем наставлять, обличать и навязывать всем свою веру.

Таких людей пока не слишком много, но будущее, я уверен, за ними.

Крестопоклонная неделя. Крест – посреди храма, ему кланяются, его украшают… Все очень не похоже на тот, настоящий Крест – грубый, тяжелый, страшный и позорный. И всё, что вокруг, тоже совсем не похоже.

Мы привыкли говорить, что крест соединяет небо с землей, но есть в нем еще и вертикальная перекладина, протянутая и к тому, кто одесную, и к тому, кто ошую. И правым, и левым одновременно.

Тот, настоящий Крест был лишь одним из трех: вместе с Иисусом казнили двух разбойников. Один из евангелистов, Лука, обращает внимание на такую деталь: один из разбойников издевался над Иисусом, другой – просил помянуть его во Царствии, и Христос обещал ему даже больше того – рай, сразу и без условий. А хулителю Он просто ничего не ответил.

Как поступил бы на Его месте всякий нормальный человек? Разумеется, возмущенно объяснил разбойнику неразумному, в чем тот неправ, обличил его в преступлениях. И даже благоразумному поставил бы определенные условия: это что же, так просто сразу в рай? Без покаяния, без подвигов благочестия, без твердого намерения исправиться? Да ты сам-то понимаешь, что натворил, чего теперь просишь?

Но может быть, и не стали бы мы это объяснять с креста, потому что на кресте всякий вдох – мучение, и много не наговоришь. Остается сказать только самое-самое главное, и вот один из распятых проклинал Того, Кто был рядом, надеясь так облегчить собственную боль, другой просил помянуть его, а Третий – Третий сказал про рай. Тут уж что для кого было важно.

А еще вся эта история случилась в стране, где шла напряженная политическая борьба. С одной стороны, Пилат и легионеры, великая и ужасная Римская империя. Она принесла покоренным народам отличные дороги и общественные здания, дала им мир и защиту от внешних врагов, она способствовала экономическому расцвету и культурному взаимодействию… но на любую реальную или мнимую угрозу Рим отвечал несоразмерным применением силы. Не только меч легионера, но и само орудие позорной и мучительной казни, крест, – это ведь римское изобретение.