Мустафа Акийол - Исламский Иисус. Как Царь Иудейский стал у мусульман пророком

Имеется и заметная разница между сценами распятия в древнейшем Евангелии от Марка и в более позднем от Луки. У Марка Иисус страдает очень по-человечески, испытывает страх и боль, а в самом конце восклицает: «Эли, Эли, лама савахфани?», что означает: «Боже мой, Боже мой, почему Ты оставил Меня?» У Луки мы видим куда более уверенного в себе Иисуса, а последнее его обращение к Богу звучит совсем иначе: «Отче! в руки Твои предаю дух Мой» [121] Мк 15:34 и Лк 23:46. О сравнении реплик Иисуса на кресте у Марка и Луки см.: Bart D.Ehrman, Misquoting Jesus: The Story Behind Who Changed the Bible and Why (San Francisco: HarperSanFrancisco, 2005), p. 142–143. Очень интересно также, что у Матфея мы слышим из уст Иисуса ту же реплику, что и у Марка: «Эли, Эли, лама савахфани?» Но дальше читаем: «Некоторые из стоявших там, слыша это, говорили: Илию зовет он». Матфей как будто бы предлагает другое, альтернативное значение вопля Иисуса к «Богу моему» (Мф 27:46–47). .

Кстати, у Луки мы читаем о римском сотнике, который, наблюдая за распятием, в конце концов признает: «Истинно человек этот был праведник». У Матфея, однако, в этом свидетельстве появляется более возвышенная христология – у него сотник восклицает: «Воистину он был Сын Божий!» [122] Лк 23:47 и Мф 27:54. .

Перейдя к Четвертому евангелию – приписываемому апостолу Иоанну, хотя крайне маловероятно, что оно действительно ему принадлежит, – там мы видим еще более возвышенный образ Иисуса. В этом последнем из четырех евангелий, написанном где-то на рубеже I и II веков н. э., мы встречаем Христа, существовавшего вместе с Богом до начала времен, более того, Христа, который и есть Бог, но сошел на землю под именем Иисуса, чтобы «обитать с людьми». В Четвертом евангелии Иисус также постоянно говорит о том, кто он, какова его природа и откуда он пришел, в то время как в остальных трех учит не о себе, а о Царстве Божьем [123] “Jesus and the Hidden Contradictions of the Gospels,” NPR interview with Bart D.Ehrman , March 12, 2010, http://www.npr.org/templates/story/story.php?storyId=124572693, доступ на 1 февраля 2016. . Христология Иоанна выглядит как следующая стадия превращения веры Иисуса в веру в Иисуса.

Эта эволюция продолжалась и после создания новозаветных евангелий: церковные соборы все возвышали природу Христа и осуждали «еретиков», придерживающихся более «низких» христологий. В своей провокационной книге «Как Иисус стал Богом: вознесение иудейского пророка из Галилеи» библеист Барт Д.Эрман так подводит итоги этого процесса:

Взгляды на Христа в раннем христианстве становились «все выше и выше» с течением времени, по мере того, как он все более отождествлялся с божеством. От возможного (человеческого) мессии Иисус перешел к положению Сына Божьего, получившего божественный статус при воскресении; затем – к изначально ангельскому существу, воплотившемуся на земле как человек; затем – к воплощению Слова Божьего, существовавшего до начала времен, через которое был создал мир; и наконец – к самому Богу, равному Богу-Отцу и существующему с Ним наравне [124] Bart D. Ehrman, How Jesus Became God: The Exaltation of a Jewish Preacher from Galilee (New York: HarperOne Reprint, 2015), p. 345. .

Разумеется, не все ученые вполне согласны с этой мыслью. Другие отвечают на это, что «уже в первые годы христианского движения отмечается значительный уровень поклонения Иисусу» [125] Это замечание принадлежит Larry Hurtado, в своих работах защищающему мысль, что вера в божественность Иисуса была свойственна христианству уже на ранних стадиях. [Hurtado, How on Earth Did Jesus Become a God: Historical Questions about Earliest Devotion to Jesus (Cambridge, UK: Wm.B.Eerdmans, 2005), p. 205.] См. также намного более подробную работу Hurtado: Lord Jesus Christ: Devotion to Jesus in Earliest Christianity (Cambridge, UK: Wm. B. Eerdmans, 2003). . Можно услышать даже, что «древнейшая христология была уже христологией высочайшей» [126] Richard Bauckham, God Crucified: Monotheism and Christology in the New Testament (Grand Rapids, MI: Wm.B.Eerdmans, 1999), p. viii. . Более того: даже принимая мысль о развитии учения раннего христианства, мейнстримовые христиане видят в этом постепенное раскрытие тайны Божьей через «боговдохновенных» людей, познавших истину о Христе. (Отчасти схожим образом суннитский ислам рассматривает развитие своего учения в первые несколько столетий не как историю человеческих мнений, а как провиденциальный процесс, совершавшийся через «непогрешимую общину» [127] Знаменитый хадис «моя община никогда не согласится с ошибочным мнением» отражает доверие к исторической эволюции мусульманской общины, невзирая на культурный, политический и экономический контексты, которые могли играть определяющую роль в формировании суннитской ортодоксии. Поэтому не случайно, что реформистские тенденции в современном исламе зачастую начинаются с сомнений в исторической динамике, сформировавшей суннитскую ортодоксию. Напротив, в шиитском исламе провиденциальная мудрость заключена в «имаме». Эти противоречащие друг другу учения на самом деле отражают тот факт, что мусульмане-сунниты почти всегда составляли большинство уммы , а шииты – меньшинство. [См. также: Norman О. Brown, Jerome Neu, and Jay Cantor, The Challenge of Islam: The Prophetic Tradition (Berkeley, CA: North Atlantic Books, 2009), p. 74.] .) От мейнстримовых христиан можно услышать также, что иудеи, слишком «жесткие» в своем единобожии, оказались духовно слепы и не смогли распознать истинную природу божественного Мессии, в то время как язычники подходили к проповеди Павла с более открытым сердцем. «Ожесточение произошло в Израиле, – писал сам Павел, – отчасти, до времени, пока войдет полное число язычников» [128] Рим 11:25. .

Однако на это можно взглянуть и иначе – как на отход от традиционного авраамического единобожия, с верой в трансцендентного и единого Бога. Иудеи, монотеисты по существу, не могли смотреть на это иначе – так же, как и мусульмане, о которых мы поговорим далее.

Пока Павлово христианство развивалось и преображалось, иудео-христианство вступило в период упадка. Лишившись своих иерусалимских корней, оно продолжало существование как все более и более маргинальная группировка: обычные иудеи считали его странной сектой, Павловы христиане осуждали как ересь. Во II и III веках эта группировка, по-видимому, раскололась на фракции, известные под разными именами: евиониты, назаряне, елкисаиты, керинфяне и симмахиане. Быть может, это были разные лица иудео-христианства – или даже разные его богословские версии; быть может, просто разные названия одного и того же движения. Точно это определить трудно: этих иудео-христиан мы знаем не столько по их собственным писаниям, сколько по трудам отцов Павловой церкви, где обличаются и осуждаются эти «еретики».

Первым отцом церкви, заметившим эту проблематичную группировку, стал Иустин Мученик, известный также как святой Иустин: около 150 года н. э. он писал о том, что некоторые иудеи «признают [Иисуса] Христом, однако считают Его таким же человеком, как все люди» [129] Justin Martyr, Dialogue with Trypho , Chapter XLVIII, fully available at: http://www.earlychristianwritings.com/text/justinmar-tyr-dialoguetrypho.html. Доступ на 4 июля 2016. [На русском языке книга доступна на сайте: https://azbyka.ru/otechnik/ Iustin_Filosof/s_trifonom/ – Прим. пер.] . Примерно три десятилетия спустя епископ Лионский Ириней более критически поднял ту же тему в своем знаменитом сочинении «Против ересей» («Adversus Haereses»). Среди мишеней его критики были евиониты: само это название означало «бедняки». Эти евиониты, говорит Ириней, отличаются многими ошибочными верованиями, идущими вразрез с учением Павловой церкви: