Мустафа Акийол - Исламский Иисус. Как Царь Иудейский стал у мусульман пророком

Именно разрыв Павла с иудаизмом, каково бы ни было его точное объяснение, сделал христианство той вселенской религией, какую мы знаем сегодня. Обе веры терпели преследования от Рима; но иудаизм остался национальной верой маленького народа – а христианство, хотя и объявленное religio illicita (запрещенной религией), завоевывало себе новых и новых последователей по всей Римской империи [153] После гибельного мятежа 132–135 годов н. э. иудеи сделались изгоями во всем Римском мире: император Адриан запретил изучение Торы, соблюдение шаббата, обрезание, иудейские суды и даже собрания в синагогах. Христианство к этому времени было уже отдельной религией, пути его с иудаизмом разошлись, однако некоторые римляне обвиняли христиан в «атеизме», «людоедстве» и даже «кровосмешении» – грубое непонимание отказа христиан поклоняться видимым богам, таинства евхаристии и подчеркивания «любви». [T.D. Barnes, “Pagan Perceptions of Christianity,” in Early Christianity: Origins and Evolution to A.D. 600, ed. Ian Hazlett (London: SPCK, 1991), p. 233–234.] . К началу III века христиан можно было найти «во всех классах, сословиях, среди людей всякого рода занятий… вплоть до интеллектуальной элиты и высшей аристократии» [154] Цитата из: Тертуллиан «Послание к Скапуле», 5; цит. по: Paul Hartog, “The Maltreatment of Early Christians: Refinement and Response,” South Baptist Theological Journal 18, № 1 (2014): 61. [Русский текст доступен на сайте: https://azbyka. ru/otechnik/Tertullian/k_scapule/ – Прим. пер.] . Наконец в начале IV века, после обращения к Христу императора Константина, христианство покорило Рим. Значение этого «поворота к христианскому миру» – того, что христианство стало официальной религией державы, не знающей себе равных, – невозможно переоценить.

Тем временем участь иудео-христиан, по всей видимости, была печальна. Как иудеи, они не пользовались любовью римлян. Как «иудействующие», не пользовались любовью христиан из язычников. Как верующие в эксцентричного Мессию с авангардными идеями – не снискали симпатий и других иудеев. Они становились все более маргинальными и в конце концов умолкли: даже в ересиологии отцов церкви начиная с середины V века мы ничего более о них не слышим. Феодорит Кирский, последний отец церкви, писавший о них около 430 года, даже утверждает: они настолько прочно забыты, что большинство его современников не знает их имен.

Так что принято считать, что к концу V века н. э. иудео-христиане исчезли с исторической сцены. Однако не исчезла их вера.

В 610 году в западной части Аравийского полуострова, в небольшой пещере, произошло событие, изменившее мир.

В пещере сидел в уединении человек. Он привык приходить сюда один из близлежащего города Мекки, «матери городов», чтобы поразмыслить в тишине и одиночестве, вдали от шумного городского рынка. Сам он был на этом рынке купцом – с хорошим делом, хорошей репутацией, хорошей женой. Ему было сорок лет – для того времени возраст уже пожилой – и от жизни он, скорее всего, не ждал никаких перемен. Но перемены были уже рядом.

Звали его Мухаммад, что на языке его матери – арабском, близком к еврейскому и арамейскому, – означает «достойный похвалы». Народ его, арабы, в самом деле был отдаленно родствен евреям. Легенда гласит, что младший сын Авраама Исаак стал прародителем израильтян, а старший его сын Измаил – предком арабов. Но, если иудеи оставались верны единобожию Авраама, арабы создали политеистическую религию, поклонялись множеству богов, часто изображаемых в виде идолов. Например, Узза была богиней плодородия, Манат – богиней судьбы, Хубал – богом Луны.

Мекка, город Мухаммада, был центром арабского идолопоклонства. В самом центре города возвышалось строение в форме куба, называемое Кааба. (Возможно, от его названия и происходит само слово «куб» [156] Обычно считается, что слово «куб» происходит от греческого kubos, но и это греческое слово может иметь арабские корни. Карен Армстронг в своем словаре терминов уверенно замечает: «От Каабы пришло к нам слово «куб»». Holy War: The Crusades and Their Impact on Today’s World (New York: Anchor Books, 2001), p. 591. .) Арабы считали, что это храм, построенный Авраамом и Измаилом – следовательно, он мог быть возведен лишь для поклонения единому Богу; однако давно уже Кааба превратилась в языческий храм. Во времена Мухаммада в Каабе стояло более трех сотен идолов, и каждый год со всего полуострова приходили к ним паломники, чтобы выразить им свое почтение и принести дары. Идолопоклонство способствовало и престижу Мекки, и ее процветанию.

Однако Мухаммад все сильнее ощущал недовольство существующим порядком вещей. Во-первых, идолы казались ему бессмыслицей – как и всей небольшой группе арабских монотеистов, так называемых ханифов, считавших идолопоклонство отступлением от веры в единого истинного Бога.

Во-вторых, ему казалось несправедливым жесткое иерархическое устройство общества в Мекке, где надменные богачи втаптывали в грязь униженных бедняков и рабов. Его собственное племя, курейшиты, всего два поколения назад тоже были бедняками и боролись за существование в пустыне. Однако, осев в бурно развивающейся Мекке, они сделались богачами-нуворишами. Мекка стала городом крайностей и безудержной эксплуатации: мужчины здесь продавали друг другу женщин-рабынь как проституток, богачи выжимали все соки из бедняков.

Обо всем этом с тревогой размышлял Мухаммад, когда покинул город и направился к своей любимой пещере, чтобы, как обычно, посидеть там немного и пойти домой. Но в этот день – один из дней 610 года, в лунный месяц рамадан – произошло нечто очень странное. Из тьмы пещеры воззвал к Мухаммаду голос и приказал: «Слагай стихи!» Мухаммад, ужаснувшись, распростерся на земле. «Но я не поэт!» – отвечал он. Поэты в Мекке были тем же, что и риторы в Античном мире. Тогда голос начал читать стихи сам:

Мухаммад ужаснулся еще сильнее. Он выбежал из пещеры и поспешил домой, убежденный, что стал жертвой нападения джинна – сверхъестественного и часто демонического существа из арабского фольклора. Оказавшись наконец в объятиях своей жены Хадиджи, деловой женщины пятнадцатью годами его старше, он воскликнул: «Укрой меня!» – и рассказал ей, как встретил джинна в пещере.