Легенда ЖЖ Redshon - Вошедшее и невошедшее в «Дыру». Избранные статьи Д. Е. Новокшонова 2010–2020 гг. К 50-летию классика

Ощущения римлянина на чужбине хорошо описал Овидий, оказавшийся несколько позже в не столь отдаленных от Рима Томах. Жаловался римлянин Овидий на недостаток хорошего вина, по его словам, там не было развито виноградарство, и на отсутствие собеседников, говорящих на хорошей латыни [8].

Тысячи римлян, попавших в Центральную Азию, имели возможность общаться друг с другом на родном языке. Со времени первого потока пленных из войска Красса число носителей латинского языка в Маргиане постоянно увеличивалось.

Что же до недостатка вина, о котором сетует в Томах Овидий, так именно со времени появления римлян в Маргиане там начинается стремительный рост производства и потребления этого напитка. Производство вина становится столь значительным, что в Маргиане начинают использовать для его хранения врытые в землю огромные корчаги – хумы [9]. Интересно, что хозяйственные документы, повествующие нам о важности учета производства и продажи вина в Маргиане того времени, написаны на языке сказочного Иисуса, арамейском, с использованием парфянской лексики. Предположу, что мужчины, плененные в Палестине, использовались парфянами чаще в хозяйственных, чем военных целях [10].

В римском народном сознании хозяева гостиниц и харчевен – и мужчины и женщины – пользовались недоброй славой. В Риме в большинстве случаев это пришельцы: греки, выходцы с Востока (евреи, сирийцы); на ступенях общественной лестницы стоят они низко: чаще всего это отпущенники и люди подозрительные. Законодательно было запрещено зачислять в лучшие воинские части человека, который содержал гостиницу или харчевню; ребенка, прижитого от харчевницы или ее дочери, нельзя было внести в число законных детей: и та и другая относятся к женщинам «низким и презренным». Причина в том, что гостиницы и харчевни с попустительства хозяев, а то и при их участии часто служили притонами разврата [11].

Виноторговля в то время стала настолько важна для парфянской казны, что это отмечено на монетах. На некоторых из них, например, в чекане победителя Антония Фраата IV, изображены то ширококонусная, слегка крылатая гроздь винограда с двумя хлебными колосьями по сторонам, то пара плотных крупных конусовидных виноградных кистей по бокам от стройной амфоры с двумя ручками, на горлышке которой сидит со сложенными крылышками птичка (а не римский ли это орел?).

Однако самую важную роль в укоренении римской эмиграции в Центральной Азии сыграли кочевники саки-юэчжи, с которыми постоянно приходилось контактировать стражникам восточных границ Парфии. Судьба юэчжи после разгрома их хуннами и бегства на Запад исследована тщательно в последние годы. Особенно в этой связи хочется отметить труды Любови Акимовны Боровковой [12].

Юэчжи, у которых, как и у парфян, было многоженство (Iust. XLI, 2, 1—10), явно имели недостаток мужчин, истребленных в проигранной войне. Преобладание женщин в союзном племени по соседству должно было способствовать миролюбию анахоретствующих пограничных стражей, а доступность вина – сближению римлян с юэчжи, созданию семей и рождению потомства. Римляне заводили хозяйство и новую родню еще более массово, чем в упоминаемой Горацием Мидии [13].

Кочевники не умели сами ни осаждать, ни штурмовать, ни строить города. Меж тем, именно с момента появления римлян по соседству значительная часть юэчжи в течение жизни одного поколения становится земледельцами, живущими вокруг тогда же построенных городов (римских лагерей).

Эта поразительная метаморфоза кочевников давно вызывает удивление у исследователей.

Археологи фиксируют появление с того же времени нехарактерных для данной местности оссуариев, похожих скорее на италийские, чем на местные [14], а также иные необычные для этих мест захоронения [15]. К тому же времени относится резкое изменение стиля прикладного искусства в регионе [16].

Не ранее чем через 30 лет после разгрома армии Марка Красса у античных авторов встречаются упоминания о новом племени, появившемся в местах тесного общения пленных с юэчжи и явно выделяющемся среди прочих. Это племя, которое Птолемей называет «великим народом» Бактрианы ( μέγα ἔθνος ): тохары (Ptol. VI, 11, 6.) [17].

Происхождение тохар не определено со времени А. Херрманна [18].

Что мы знаем о них сейчас определенно?

Во-первых, установлена несомненная связь тохар с юэчжи [19].

Во-вторых, несомненна решающая роль тохар в создании позже Кушанского царства [20].

В-третьих, язык тохар был индоевропейским, оба известных по весьма поздним памятникам его варианта (А и В) наиболее близко родственны итало-кельтским, а также анатолийским языкам [21].

В-четвертых, совершенно необычен для данной местности внешний облик тохар. Это были блондины с белой кожей и голубыми глазами [22]. По сей день у местных уйгуров сильна доля европеоидности [23].

Однако до сих пор тохарский вопрос не решен [24].

В попытках решить тохарский вопрос не только археологи, но и лингвисты строили смелые гипотезы о том, как тохары оказались в Центральной Азии. По одной из версий, «тохарские диалекты были, очевидно, первой, самой ранней (предшествовавшей и индо-иранским миграциям) миграционной волной в восточном направлении от ареала первоначального распространения праиндоевропейского языка» [25].

Авторы этой диалектно-волновой гипотезы изображают эпоху бронзового века, когда воинственные и общительные тохары продвигаются в своих колесницах из лесов Восточной Европы, населенных носителями балтийских и финно-угорских языков, чтобы осесть в степях и пустынях поближе к Китаю.

На основании возможного заимствования из тохарского в китайский язык пяти слов: бык, корова, свинья, мед и собака [26], а также найденной археологами повозки-двуколки западноазиатского типа, датируемой иньским временем, Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванов уточняют свою гипотезу так:

«Характерно при этом, что проникновение в Китай иньского периода этого типа колесниц осуществилось, по мнению археологов, благодаря контактам с мощными группировками центральноазиатского населения, обладавшего колесницами раннеближневосточного типа. Эти племена должны были находиться на достаточно высоком уровне социальноэкономического и государственного развития, что и позволило им пронести через всю Центральную Азию с Ближнего Востока новый способ военной организации».

А так завершают свои построения: «Более полную картину продвижения этих племен из Древней Передней Азии в Восточную Азию можно надеяться получить лишь в результате детального археологического изучения малообследованных обширных областей Средней Азии, являвшихся промежуточным регионом на пути передвижения древних индоевропейских племен в восточном направлении» [27].