Алексей Нестерук - Смысл вселенной. О скрытой богословской преданности в современном космологическом нарративе

Нетрудно видеть, что размышление о вселенной как «мышление о самом мышлении», осуществляемое здесь и сейчас, допускает некие литургические коннотации, ибо в актах сознания в настоящем артикулируется весь временной охват вселенной, ее прошлое, настоящее и будущее. В этих актах сознание сопротивляется и «борется» с забвением, сопровождающим вечный поток бытия. Когда сознание интендирует вселенную как целое, оно неявно содержит не только память уже прошедшего прошлого, но и воспоминание о будущем вселенной. Таким образом, вопрос об активном воспоминании вселенной является вопросом о понимании самой человеческой жизни, в которой прошлое, настоящее и будущее более не трактуются как знаки «все-пожирающего» Кроноса , а оказываются интегрированными в воспоминании в том образе человечности, который пытается жить в состоянии постоянного напряжения между благодарением ( thanksgiving ) за существование и надеждой на непреходящность этого существования 15 15 Как было предложено в книге Primack and Abrams, The View from the Centre of the Universe , p. 291, поскольку человек обладает знаниями о прошлом вселенной только приближенно, вселенная как «предок» по отношению к современным людям, должна быть «чтима», и именно через это «почтение» к ней может быть раскрыт смысл «сопричастия» ей, способного преодолеть одиночество и безнадежность упоминаемой выше «космической бездомности». . Исследование вселенной не означает простого видения мира исходя из удовлетворения повседневного любопытства или личных потребностей. Оно скорее означает выявление такой «самости» ( selfhood ) вселенной (как макро-антропоса), взаимодействие с которой выводит из сокрытия истину человеческого существования. Мы далеки от того, чтобы спекулировать о «самости» вселенной, как если бы она имела личные, ипостасные черты. Но, рассуждая аллегорически, человечество, всматриваясь в «лицо» вселенной, видит это «лицо» как смотрящее на них самих. Именно этот все-проникающий отблеск вечного «макро-антропоса» является тем, что формирует образ человечности как способности видеть вечное в конечном. В определенном смысле человек, будучи определен этим «взглядом», хочет ответить ему, выражая тем самым свое желание быть соизмеримым со вселенной, но в то же время манифестируя свое бесконечно превосходящее господство над вселенной, не страшась своего незначительного положения в ней и не поддаваясь страху быть раздавленным. Паскаль сравнивал человека с мыслящей тростинкой во вселенной, самым слабым звеном. Чтобы его убить, достаточно капли воды, так что вселенной не нужно даже на него ополчаться, чтобы раздавить. «Но пусть бы даже его уничтожила вселенная, – человек все равно возвышеннее своей погубительницы, ибо сознает, что расстается с жизнью, и что он слабее вселенной, а она ничего не сознает. Итак, все наше достоинство – в способности мыслить. Только мысль возносит нас, отнюдь не пространство и время, в которых мы – ничто» 16 16 Б. Паскаль, Мыли, 264. СПб: Азбука, 1999, с. 93 (B. Pascal, Pensées, 200(347). Tr. Louis Lafuma (Paris: Éditions du Seul, 1962). .

Свобода размышлений о вселенной имеет, однако, свои ограничения, ибо свобода мышления не предполагает духовного произвола такого мышления. Когда мы подводим читателя к мысли о том, что размышлению о вселенной сопутствует размышление о Боге, мы отдаем себе отчет в том, что существует опасность «обожествить» вселенную. При этом речь идет не о наивном и устаревшем языческом восприятии космоса как живого организма или же места обитания божеств, соответствующих разным астрономическим объектам. Речь идет о более утонченной форме духовности, основанной на чувстве имманентности вселенной, ее бесконечности как актуально существующей тайны, не нуждающейся в ссылке на личностное внемировое начало мира 17 17 См. книгу французского философа Андрэ Комт-Спонвийя (A. Comte-Sponville, L’esprit de l’athéisme. Introduction à une spiritualité sans Dieu (Paris: Albin Michel, 2006)). . Космология при этом может быть духовной, ибо размышление о вселенной может быть квалифицировано как жизнь человеческого духа. Демаркация между «духовной космологией» и богословской преданностью в космологии проходит там, где человек ощущает различие между вселенной как необходимым условием существования и сферой обитания, и Богом, как предлежащим достаточным основанием самой возможности жизни и видения вселенной. Выражаясь богословским языком, различие здесь сотериологического порядка. На подобное различие указывал Владимир Лосский в его оценке места космологии в трудах Отцов Церкви: «коперниковская космография, с точки зрения психологической, или, вернее, духовной, соответствует состоянию разбросанности, известной религиозной рассеяности, ослабленности сотериологического аспекта, как в гнозисе или оккультных системах» 18 18 В. Н. Лосский, Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие. М.: Центр «СЭИ», 1991, с. 81. . Пример такой рассеянности и ослабленности сотериологического момента можно как раз и найти в современной духовности без Бога, согласно которой имманентность миру, с сопутствующими этой духовности безверием (ибо не во что верить – все уже дано) и без-надежностью (ибо не на что надеяться – все уже свершилось), соответствует тому, что человек уже живет в реальности, которую богословие именует царством будущего века 19 19 Comte-Sponville, L’esprit de l’athéisme, pp. 66–77, 217. . А коль скоро это так, то вопрос о спасении, как личный духовный, подвиг, как напряженная антропологическая трансформация и ментальное изменение ( metanoia ) не нужны. Мы имеем все, что нам дано, и в своей бытийной конкретности это всё представляет собой неразрешимую тайну, с которой нам надлежит жить и умереть. В некотором смысле имманентная и бесконечная вселенная и есть реализованное «царство» тайны бытия, где все уже дано и не следует подвергать вопрошанию сам факт этой данности. Именно в этом пункте богословская преданность, как противоположность духовности без Бога, прорывается к трансцендентному, вопрошая о смысле и истоках бытия не столько в его фактической данности, сколько в плане того, что есть человеческая жизнь и какова ее цель. Богословская преданность проявляет себя как озабоченность достаточными условиями существования человека, подразумевая, что его жизнь – это не просто дар существования, но отношения и укорененности в вечном. Но именно в этом присутствует богословская преданность в космологии, ибо ссылки на имманентность вселенной и принадлежность к ней недостаточно для понимания смысла человеческого существования.

Свобода размышления о вселенной в конечном итоге проистекает из свободы человека, созданного в божественном образе. Этот образ является «определителем границ свободного мышления» о вселенной: все размышления о вселенной всегда содержит в себе след этого образа. Даже тогда, когда космология доказывает незначительность места человека во вселенной, божественный образ остается, ибо человек, согласно этому образу, всегда сопротивляется любым попыткам обрисовать его жизнь исключительно в рубриках природного, конечного и преходящего. Человек стремится понять предлежащий смысл существ и вещей не согласно их «природе» (которая естественным образом раскрывается в науке), но через цели и финальные причины этих существ и вещей по отношению к месту и целям самого человека в тварном мире. Такое понимание невозможно выразить с помощью физики или биологии. Оно основано на веровании о человеке как венце творения. Именно поэтому, имитируя божественный образ, человек хочет познавать вещи и существа не в соответствии с их очевидной природной данностью, а как результат их видения и интерпретации в соответствии со своей свободной волей 20.Образ вечности остается в любой космологической теории, творимой свободным воспроизволением, даже если эта теория предрекает конечность всех наличных форм существования и жизни. Свободное размышление о вселенной есть размышление о свободе воплощенной человеческой личности, приведенной к существованию в божественном образе произволением Духа Святого. Этим свободное размышление о вселенной является размышлением внутренне богословским 21.