Алексей Нестерук - Смысл вселенной. О скрытой богословской преданности в современном космологическом нарративе

Задача настоящей книги – вскрытие богословских мотивов трагедии человеческого бытия во вселенной. С одной стороны, человек оказывается рабом, «раздавливаемым устрашающими астрономическими фактами», демонстрирующими его незначительность во вселенной. С другой стороны, в нем есть экзистенциальная уверенность в том, что в жизни есть сотериологический смысл, выводящий человека за пределы мирового ряда и позволяющий верить, надеяться и любить в перспективе вечности. Эта дихотомия между предельно малым, конечным физическим бытием и ощущением света жизни будущего века гротескно выражена в стихотворении петербургского поэта Александра Миронова:

Спонтанно следуя за Отцами Церкви и великими философами прошлого и настоящего, выразивших по-разному загадку и тревогу человеческого положения во вселенной, поэт отразил мистическое видение ада и света, к которым обращен человек и в присутствии которых он должен не только продолжать свою жизнь, преодолевая космическую бездомность и отчаяние, но и бороться за возможность придания смысла как себе, так и всему мирозданию. Богословская преданность в космологии, таким образом, является иновыражением того, что вселенная предстает видимой и невидимой в перспективе опыта богообщения, то есть глазами и чувствами, просветленными Божественным присутствием. Во многих трудах по космологии обсуждается роль и место человека во вселенной. В данной книге вселенная вносится внутрь человека, восстанавливая исходную вложенность мира в сердце человека (Еккл 3:11), делая возможным постижение вселенной как элемента спасительного пути человека 23.

Прежде, чем мы перейдем к развитию сформулированных выше тем, нам необходимо раскрыть, что подразумевается под богословской преданностью, когда речь заходит об осмыслении космологических взглядов. Мы должны быть готовы к вопросу скептиков и нигилистов, касающегося обоснованности предлагаемого нами метода исследования, предполагающего элемент веры. Поскольку предметом нашего исследования является диалог между наукой и религией, такой диалог подразумевает присутствие веры хотя бы по форме . Тогда, соответственно, возможен и формальный диалог между верой и знанием как двух источников нарратива о вселенной. Однако то, что подразумевается нами в словоупотреблении «богословская преданность», определяет форму этого диалога, но не такую, когда положения научных теорий напрямую соотносят с академическим богословием. Нас интересует понимание космологии через призму богословия как опыта божественного, манифестированного в первую очередь в самом факте жизни личности. Иными словами, раскрытие богословской преданности в космологии предполагает проведение исследования о смысле космологии в контексте опыта, а не просто абстрактного теоретизирования.

Прежде всего мы хотим указать, что богословская преданность есть реакция на современный атеизм. Действительно, по своим целям и задачам диалог Христианства с наукой призван противостоять атеизму. Однако, если внимательно присмотреться к тому как это делается, то оказывается, что существующая форма этого диалога оказывается приспособленной к логике атеизма. «Диалог» оказывается не более чем реакцией на атеизм, часто оправдательной и неубедительной. Если воспользоваться упомянутой выше терминологией свободного мышления, в современном диалоге между Христианством и наукой нет свободы , происходящей из приоритета божественного образа в субъекте этого диалога. Современный атеизм торжествует не только как свобода от исторических авторитетов (то есть свобода от упомянутой свободы в Христианском смысле), и не как беспринципное следование прокламации в духе «наслаждайся жизнью, ибо Бога нет», то есть не только как худшая форма непросвещенного рабства платоновской пещеры, в котором отблески Божественного присутствия не распознаются, а сама способность к их видению в мире сводится на нет. Атеизм предлагает культ имманентности, призывая к лишению чувствительности и усмотрения трансцендентного (а тем самым, к той сотериологической расслабленности и рассеяности, о которой говорил. В. Лосский). Поскольку современная наука, и в особенности техника, парадоксально способствуют «обретению слепоты» по отношению к трансцендентному, порождая его имманентные образы, адвокаты атеизма апеллируют к науке. Делая это, атеизм подстраивается под настроение и требование эпохи. Гораздо проще не отрицать присутствие Божественного в мире, а утверждать, что все сферы человеческой деятельности самодостаточны и творятся произволением человека, не нуждающегося в ссылках на Бога. Поскольку с философской точки зрения вопрос о существовании или несуществовании Бога не решается (философский разум всегда остается в «негативной достоверности» по поводу неразрешимости этого вопроса 24), то зачем вообще пытаться на него отвечать? Не проще ли признать, что наука, искусство, литература и т.д. даны в определенности того, что человеку несокрыто . Здесь атеизм выступает как секуляризм, как некая беспартийная гражданственность, как служение якобы неопределенному идеалу человечности (понимаемому сугубо эмпирически 25). При этом предполагаемый идеал человечности якобы содержит универсальный критерий своей собственной определяемости. И для того, чтобы определить человечество и человечность в универсальных категориях нужен язык, преодолевающий расовые, национальные и классовые и т.п. различия. На роль такого языка претендует научная форма мышления, сводящая феномен человека во всех его многообразных проявлениях к физико-биологическому. Именно поэтому современный атеизм, как некая форма «имманентного гуманизма», есть, как это ни звучит банально, научный атеизм. Однако этот атеизм является более агрессивным 26, более коварным и продвинутым философски и анти-богословски 27, чем то, что имело место, например, в недавнюю эпоху богоборчества, ибо современный атеизм мотивирован логикой материального производства и людских ресурсов в его осуществлении, то есть потребностями преуспевающей экономики, а не абстрактной идеологии 28. Показательно, что новый виток атеизма, подкрепленного процессами освоения материальной действительности и производства вторичных продуктов жизнедеятельности, демонстрирует жизненную силу марксистского учения о приоритете экономики в жизни общества. Поэтому, говоря о современном атеизме, речь идет не столько о попытке низвергнуть религиозные идеи с помощью научных открытий и теорий, сколько о навязывании человеческому мышлению научной доминанты как более эффективной формы приспособления индивидов к потребностям и условиям функционирования общественно-экономической формации. Свобода от традиционных духовных и философских авторитетов, а также исторических ценностей, оборачивается в современном атеизме рабством перед культом научно артикулируемого и верифицируемого. Парадоксально и принципиально отлично от советской модели атеизма то, что лозунг «знание это сила» не приветствуется в экономически развитых сообществах, ибо много-знание , как это было всегда, социально излишне. Это означает, что знание и наука функционируют в обществе в усеченном виде, на уровне «посредственной» и популярной формы, такой их утилизации, которая не позволяет профессионально критически судить о его достоверности, доброкачественности и полноте. Научное знание становится мировоззрением, идеологией и фильтром социальной благонадежности и адекватности (тот, кто не верит в авторитет научного мнения, не только считается маргиналом, но ставится под сомнение сама его разумность). Научный метод трактуется как самодостаточный и не нуждающийся ни в каком вненаучном обосновании и оценке. Наука провозглашает истины о мире от лица своей собственной рациональности, действующей в развоплощенном коллективном сознании, поддерживаемом системой грантов от имени экономически властной группы. Делается это под видом того, что научные достижения и основанные на них технические приложения идут на благо людям. Однако по стилю функционирования в обществе наука забывает человеческую личность, тот простой факт, что она есть человеческое порождение и ее изначальный смысл был обслуживать интересы людей, а не делать их рабами и заложниками научного метода.