Ефим Грекулов - Нравы русского духовенства

Церковное сребролюбие вызывало ожесточенную борьбу, хотя и неуспешную, со стороны ревнителей церковного благочестия и устроителей церковной жизни.

Известный обличитель церковных стяжателей, Вассиан, так характеризует современное ему церковное общество: «Господь сказал: роздай имение твое. А мы, войдя в монастырь, не перестаем, по нашему безумию, всячески приобретать себе чужие села и имения, то бесстыдно выпрашивая у вельмож лестью, то покупая. Сделавшись, таким образом, вопреки заповеди, господами чужих имений, мы считаем за великую правду и добродетель постоянно увеличивать их, и вместо того, чтобы безмолствовать и питаться своим рукоделием и трудами, беспрестанно разъезжаем по городам и заглядываем в руки богатых, лаская их всячески и угождая, чтобы как нибудь получить от них село или деревеньку или какую животину» [10] Павлов, Секуляр. стр. 66. .

Эти стяжательские стремления вызывали частые изменения в существующей сети мелких монастырей, когда иссякли их источники, и старцам поживиться в них было нечем. Как отмечает Стоглавый собор, «старец в лесу келью поставит или церковь срубит, да пойдет по миру с иконою просить на сооружение, а у меня (царя), земли и руги просит, и что сбережет, то пропьет, а церковь — выставку, пробыв в ней год, покинет, жалуясь на притеснения архиерейских десятильников и недостаток земли и руги». Высшее же духовенство, достигнув разными путями своего положения, не упускало случая вознаградить себя за временное смирение и, в поисках «стяжаний всяких, стад скотских и всякие сладкие пищи», не останавливалось ни перед какими средствами. Отсюда симония, поборы и эксплуатация низшего духовенства.

Живя «в отраде и покое», высшее духовенство представляло достаточную полноту власти своим чиновникам, лишь бы только они могли обеспечить им тот образ жизни, к которому они стремились; поэтому все жалобы на насилия, чинимые этими чиновниками, что они «бесщадно и безмилостиво расхищали имущество», высшее духовенство оставляло без последствий. И нужно было совершить какое-нибудь особенно тяжкое преступление, чтобы высшее духовенство отказывалось от защиты своих верных чиновников.

Говоря о современном ему высшем духовенстве, Максим Грек дает ему уничтожающую характеристику: «Ты же, треокаянный, говорит он, обращаясь к епископу, кровей убогих бесщадно испивавши, лихвами и всяким делом не праведным и себе оттуда преобильно приготовляеши вся твоя угодная, егда же якоже хощещи».

Такая характеристика духовенства не должна нас удивлять. Значительная часть духовенства, отказавшись временно, «по отречении», от стяжаний после того, как достигала власти, вновь начинала «пристяживать села и стяжания различна», т.е. стремиться к увеличению своих богатств. Естественно, что в этом стремлении к округлению своих владений нельзя было быть особенно разборчивым в средствах. По образному выражению Максима Грека «плотские и духовные страсти, паки возникнувши, окаянную душу иноков начинали обступать и воевать и всяким образом уязвлять».

Духовенство, в особенности церковная аристократия, за счёт церковных доходов удовлетворяла не только свои «потребы», но и содержала значительное число родственников-паразитов и знакомых. Церковная аристократия, «подкупом достигшая своих должностей», как свидетельствует Стоглавый собор, «покоили себя в кельи с гостьми; да племянников своих вмещали в монастырь, доволили всем монастырским». На этих друзей, церковных приспешников и прислужников, уходила значительная часть церковных и монастырских богатств. «Весь покой монастырский,— читаем мы в Стоглаве,— и богатство, и изобилие во властех оне (власть) истощали с роды и племянники и с боярами и с гостями и с любимыми друзи».

Многие игумены и архимандриты не принимали никаких мер к правильному ведению монастырского хозяйства, но расстраивали его вследствие полного пренебрежения интересов монастыря, заботясь лишь о своём благополучии. Даже Волоколамский монастырь, являвшийся примером староиноческой жизни, и тот подвергался общему разложению нравов. Монахи, во время игуменства там Даниила, жили «особые стяжение держаще злаго ради пристрастия и сребролюбия ради». Это дало Даниилу основание обратиться к своей братии с резкой проповедью, где он укоряет её в сребролюбии, жадности и несоблюдении монашеского устава.

В посланиях митрополита Даниила мы встречаем неоднократные указания на епископов-сребролюбцев, проявлявших слишком большую «заботливость» в отношении к вверенным им средствам. Один епископ так открыто крал церковное имущество, что в результате многочисленных жалоб на него со стороны пострадавших он удостоился специальных посланий митрополита. Послания эти, адресованные епископу, «лихоимственное житие имущему», выявляют очень любопытную физиономию этого епископа, которой являлся крупным вором даже для своей эпохи, не делавшей зачастую различия между личной и государственной собственностью.

Известнейший деятель петровской эпохи, Феофан Прокопович, охарактеризовал в одном доносе следующим образом: «Во время архиерействовання своего во Пскове многие святые церкви и монастыри, для богомерзкого своего лакомства, псковскому архиерейскому дому приписал, от которых вотчины и всякие доходы отнял и к оному дому присовокупил и священнослужителей отрешил… Еще ж от них церковные имения, всякую утварь и колокола, отобрав распродал и в непристойные монашеству роскоши употребил. Оным же злодеем Феофаном и в главной соборной ризнице со священных облачений крупный жемчуг обиран, который сообщником его, таковым же церковным татем, иеродиаконом Адамом, продаван и получаемые деньги на общую их, непристойную монашеству, роскошь употреблены… в Синоде епитрахиль и пелена в лице поличного имеется. По его же Феофанову велению, бывшим при нем судьей, архимадритом Маркеллом Радышевским, собранные от святых икон привески отвезены в Ригу и променены на несколько бутылок заморских нитей, а о количестве должен объявить помянутый Родышевский. В оное же свое архиерействование во Пскове, как собранному до него, так и родившемуся хлебу, чинена продажа, а деньги употреблены им на вышесказанную роскошь; а не задолгое время переведения его на новгородское архиерействование, продано им хлеба без мала на 10 тысяч рублей, и в самое короткое время деньги употреблены в помянутую роскошь. Из собранных Федосом и его сообщниками, от продажи ограбленных ими от монастырей и церквей денег, которые запечатаны были по именному указу, оный Феофан из-за печати едва что не все похитил. Такоже и опиской купно с оными деньгами хлеб мало что не весь растощил, и получаемые денежные и хлебные доходы в непристойные монашеству роскоши тратил весьма необычно» [11] Чистович Феофан Прокопович 276-277. .