Брюс Мецгер - Канон Нового Завета Возникновение, развитие, значение

Эти три [576] Среди второстепенных критериев древние иногда прибегали к тому, что можно назвать «числовым символизмом», броские примеры которого мы видим у Иринея и в каноне Муратори. Согласно Иринею, как мы уже отмечали, должно быть четыре Евангелия, подобно тому, как есть четыре стороны света и четыре главных ветра (Adv. Haer. III. 9, 8). Даже Ориген сравнивает четыре Евангелия с четырьмя элементами (Комм, на Евангелие от Иоанна 1,6). Составитель канона Муратори находит удовлетворение в том, что апостол Павел написал ровно семи церквам, как и Иоанн, письма которого вплетены в Апокалипсис. Несомненно, такое пользование числами свидетельствует о символической интерпретации фактов после установления разных частей канона; вряд ли в этом видели средство определить канон. Можно подозревать, что такие методы предрасположили признать Послание к Евреям книгой апостола Павла, благодаря чему общее число его писем становится равным 14 (2Ч7), а также сыграть свою роль при определении общего числа Соборных посланий. критерия (соответствие вере Церкви, апостольское происхождение и согласие церквей) помогали церквам распознавать авторитетные для всей Церкви книги и со II века уже не пересматривались. Однако применялись они по–разному. Конечно, их никогда не применяли механически. Существовали разные точки зрения на то, какой из них надо считать самым весомым. Нередко всё определялось мнением наиболее уважаемого епископа или традицией главной церкви данного региона. Другими словами, установление канона опиралось на диалектическое взаимодействие исторического и богословского критерия [577] Обсуждение взаимодействия исторического и богословского критерия см. в Siegfrid Pedrsen, «Die Kanonfrage als historishces und theologisches Problem», Studia theologica, xxxi (1977), pp. 83–136. . Неудивительно поэтому, что в течение жизни нескольких поколений статус ряда книг колебался. Гораздо важнее (как мы уже говорили), что, хотя границы новозаветного канона оставались неопределенными в течение нескольких веков, по поводу большей части Нового Завета уже в первые два века достигли взаимного согласия очень разные и удаленные друг от друга общины, разбросанные не только по Средиземноморью, но и на куда более обширной территории, от Британии до Месопотамии.

Нетрудно заметить, что в обсуждении критериев, которыми пользовались древние христиане при определении границ канона, ничего не сказано о боговдохновенности. Это кажется странным, однако есть причина. Отцы, несомненно, соглашались с тем, что Св. Писание Ветхого и Нового Заветов боговдохновенно, но не считали это основой их уникальности. Боговдохновенность, признаваемая ими за Св. Писанием, — лишь одна из сторон многогранной деятельности Св. Духа в Церкви [578] См. Gustave Bardy, «L'Inspiration des Pиres de Г Йglise», Mйlanges Jules Lebreton, ii; Recherches de science religieuse\ xl (1951–1952), pp. 7–26; Everett R. Kalin, «Argument from Inspiration in the Canonization of the New Testament», Th.D. diss., Harvard University, 1967 (summary, Harvard Theological Review, lx [1967], p. 491); его же, «The Inspired Community: A Glance at Canon History », Concordia Theological Monthly, xlii (1971), pp. 541–549; Albert C. Sundberg, Jr., «The Bible Canon and the Christian Doctrine of Inspiration», Interpretation, xxix (1975), pp. 352–371; Enriques Nardoni, «Origen's Concept of Biblical Inspiration», Second Century, iv (1984), pp. 9–23. . Например, Климент Римский говорит о Св. Писании (в данном случае о Ветхом Завете) как «истинном и преданном через Духа Святого» (63, 2), в то время как автор Послания к Диогнету пишет своему адресату: «Если ты не оскорбишь этой благодати, то узнаешь, что Слово (λόγος) говорит через тех, кого избирает, и тогда, когда пожелает. Поэтому все, что мы старались высказать по воле Слова, которое повелевает нами, — все из любви к тому, что нам открылось и чем мы хотим поделиться с тобой» (11, 7–8). Среди сочинений Евсевия есть проповедь, приписанная императору Константину. Оставляя в стороне вопрос о подлинности этого авторства, отметим, что проповедник совершенно очевидно не считает, что боговдохновенность присуща одному Св. Писанию. Он начинает свою проповедь словами: «Да пребудет всемогущее вдохновение Отца и Его Сына на мне, говорящем ныне» (Orat. Const. 2).

В каком–то смысле исполненными этого вдохновения считали себя не только ранние церковные писатели; преемники их говорили так о своих предшественниках и даже о современниках. В письме, которое Августин написал Иерониму, епископ Гиппонский говорит (Epist. 82, 2), что Иероним не только удостоился божественной благодати, но пишет прямо под диктовку Св. Духа (Spiritu Sancto). Применительно к часто впадавшему в гнев Иерониму это кажется сильной гиперболой. Легче понять, как такую репутацию заслужил Григорий Великий. Биограф Григория, Павел Диакон, пишет, что Дух Святой «в виде голубки белее снега» растолковывал ему тайны Св. Писания (Vita S. Gregorii, 28).

Боговдохновенность Писания считалась одной из форм многообразной деятельности Духа; это видно по тому, как употребляли слово θεόπνευστος («исполненный божественного духа»). Слово это, которое употреблено во фразе «все Писание богодухновенно» (2Тим 3:16), использовал и Григорий Нисский, когда отзывался о «Шестодневе» Василия Великого, своего брата, как о «боговдохновенном толковании… [восхищающем] не менее, чем слова самого Моисея» (Нехаетеron, proem.). Оно же стоит в послании Эфесского собора, где соборное осуждение Нестория названо «решением, принятым по Божьему вдохновению». Писатель чуть более позднего времени даже эпитафию на могиле епископа Аверкия называет «боговдохновенным посвящением» ( Vita Abercii, 76). Итак, Отцы не колеблясь называют разные документы, не входящие в Св. Писание, «боговдохновенными». Это говорит о том, что они не считают этот признак уникальным свойством канонических книг (см. с. 208, примеч. 6).

Такое же впечатление складывается и в отношении слова «невдохновенный». Отцы неоднократно применяют представление о боговдохновенности к Св. Писанию, а иногда книги, не включенные в него, называют «невдохновенными». Различение это делается тогда, когда речь идет о подложных или еретических писаниях, но не о церковных сочинениях. Другими словами, понятие «боговдохновенности» в древней Церкви не было основанием для разграничения канонических и неканонических книг.

Короче говоря, Св. Писание, по мысли Св. Отцов, действительно боговдохновенно, но из этого еще не следует, что оно авторитетно. Авторитетно оно и потому — канонично, ибо представляет собой прямое или косвенное апостольское свидетельство, на котором стоит все последующее свидетельство Церкви.

Однако с течением времени церковные богословы стали обращать внимание на особый характер вдохновения библейских авторов [579] Вселенская Церковь никогда не определяла, что такое вдохновенность Св. Писания, поскольку ее скорее можно усмотреть, нежели определить. . Теперь считают, что канонические книги — одновременно и книги боговдохновенные. Дю Туа (Du Toit) пишет об этом так: