Иосиф Крывелев - История религий. Том 2

В социальном учении раннего буддизма ярко выражена демократическая тенденция, нашедшая свое выражение прежде всего в индифферентном отношении к кастовой и профессиональной принадлежности человека.

В 550 своих прежних воплощениях (до того как он родился в Гаутаме) Будда побывал и в царях, и в раджах, брахманах, богах, но, помимо того, 12 раз был шудрой, 10 — пастухом, по одному разу — каменщиком, резчиком, танцовщиком. Бывал он, правда, и животным, а это свидетельствует о том, что особого значения для достоинства Гаутамы характер его прежних воплощений в глазах буддистов не представлял. И все же для брахманизма такие легенды были бы неприемлемы.

Буддизм впервые в истории индийских религий поставил религиозное достоинство человека в зависимость не от его рождения в определенной варне, расе, национальности или племени, а от его индивидуальности, от его личного поведения. Любопытно в этой связи, как изменилось под влиянием буддизма содержание понятия арии. К. Регамей пишет: «В брахманизме оно имело расовое и социальное значение, обозначая благородство рождения или чистоту касты. В буддизме ария стала означать «святое». Оно связывалось уже не с наследственными особенностями, но со святостью, завоеванной личными заслугами, прежде всего с двумя главными добродетелями буддизма — майтри (дружба, благосклонность) и каруна (сострадание, сожаление)» 84. В брахманизме только «дважды рожденные», т. е. представители высших варн, заключают в себе частицы Брахмана и могут в итоге слиться с ним, в буддизме же на спасение рассчитывал каждый верующий.

В сангху имели право вступить все люди независимо от происхождения и от принадлежности к той или иной варне. Носить благородное наименование брахмана может тот, кто этого заслуживает. «Я не называю человека брахманом только за его рождение или за его мать». «Брахманом становятся не из-за спутанных волос, родословной или рождения. В ком истина и дхарма, тот счастлив и тот брахман». Религиозное, «душеспасительное» значение принадлежности к той или иной варне буддизм, таким образом, отрицал.

Однако ни буддизм, ни сам Будда не выступали против кастового устройства общества в целом. А. Барт пишет, что буддизм отрицал не касты вообще, а варну брахманов, поскольку принадлежность к ней считалась обеспечивающей человеку какие-то религиозные преимущества 85. Совершенно правильно характеризует отношение Будды к кастовому устройству Э. Шмидт: «Будда также мало стремился уничтожить кастовый строй, как и богов; он считал и то и другое включенными в мировой порядок и потому неизбежными фактами. Но он отличался от брахманов тем, что в… учение свое он включил все касты без различия. Ученики его должны были быть одинаково ласковы и благосклонны и по отношению к низкорожденному шудре, им не воспрещалось даже принимать от него пищу. Тем не менее кастовые понятия так срослись с Буддой и со всем орденом, что в жизнеописании учителя… никогда речь не идет (при вступлении в общину. — И. К. ) о буддисте-шудре» 86. Видимо, в сангху чаще всего вступали вначале и позже именно брахманы. Это не означало для них разрыва с брахманизмом и перехода в другую веру, ибо резкое различие между разными религиозными группами в Индии не всегда воспринималось не только массами населения, но и духовенством. Брахманы же не составляли какой-либо конституированной организации, поэтому их вступление в сангху не означало разрыва с другой церковью.

В отношении реальной общественной жизни и того места, которое в ней занимало кастовое устройство, буддизм был по существу нейтрален. «Соответственно его духу умеренности буддизм не стремился изменить кастовый строй. Он приспособлялся к нему так же, как приспособлялся к другим религиозным системам» 87. Э. Леманн ставит отношение Будды к кастовому строю в связь с тем, что он вообще не интересовался мирскими делами: «Хотя он не уважал кастовый порядок, но он так мало интересовался его устранением, что распространение его религии даже много содействовало распространению этого порядка. Даже первая община не состояла преимущественно из освобожденных членов низших каст; выдающиеся ученики Будды принадлежали преимущественно к брахманам и воинской касте» 88.

Тактическая гибкость Будды и его учеников обусловливала возможность маневрирования по всем животрепещущим социальным проблемам.

Будда запретил принимать в сангху рабов, чтобы не нарушать интересы рабовладельцев, он закрыл доступ в нее для неисправных должников, чтобы не обижать их кредиторов, запретил принимать людей, состоящих на государственной службе, ибо это наносило ущерб функционированию государственного аппарата и вооруженных сил. По этому последнему поводу В. А. Кожевников делает следующий правильный вывод: «Будда не только не был тем смелым реформатором социальных отношений в своей стране, каким его нередко ошибочно изображают, но, напротив того, очень старательно избегал нарушения установившихся общественных обычаев и порядков» 89.

Такой характер буддийского социального учения и гибкость тактики сангхи побуждали господствующие классы относиться к «новой» религии (новой ее можно называть лишь в условном смысле) благосклонно. Этому способствовала и буддийская мораль.

Многие ученые придают этой стороне буддизма особое значение; считается даже, что этика представляет собой чуть ли не главное содержание данной религии. Но если это так, то нельзя не признать таковое содержание весьма бедным. Вот как О. Пфлейдерер суммирует «10 заповедей» буддизма: «1) Не разрушай ничьей жизни; 2) не отнимай чужой собственности; 3) не лги; 4) не пей опьяняющих напитков; 5) воздерживайся от незаконных половых сношений; 6) не ешь не вовремя; 7) не носи венка и не умащай себя благовониями; 8) спи на жесткой постели; 9) избегай пляски, музыки и зрелищ; 10) не имей ни золота, ни серебра» 90. Первые шесть требований не выходят за пределы норм добропорядочного поведения любого мирянина, остальные представляют собой шаг к нормам поведения монаха. Эти последние являются наиболее последовательной, доведенной до конца формой моральных предписаний, предназначенных для мирян. Но и в том и в другом виде буддистская этика не представляла собой ничего опасного для существующего строя. Этические предписания других религий, которые тоже, как правило, выполняются их приверженцами «приблизительно», во многом противоречат всему их вероучению. Такой разрыв между этикой и догматикой нашел наиболее законченное выражение в раннем буддизме.

Реальный мир есть сансара — круговорот рождений, смертей и новых рождений. Сущностью этого круговорота является страдание. Весь смысл буддийского учения заключается в том, что оно указывает путь спасения от страдания, к выходу из «чертова колеса» сансары. Добиться такого выхода можно, лишь достигнув нирваны, что доступно только архату, победившему свои желания и жизненные стремления, освободившемуся от суеты мира сего. Конечно, это аскетизм, хотя путь к состоянию архата — длительный и тернистый, да и в самом архатстве есть ряд ступеней, по которым можно восходить лишь постепенно.