Протоиерей Георгий Ореханов - Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников

Смысл процитированных здесь документов совершенно прост: хотя вред новой книги Л. Н. Толстого для Церкви и для детей очевиден, хотя «евангелие» Л. Н. Толстого 1908 г. принципиально ничем не отличается от аналогичного сочинения начала 1880-х гг. (разве только объемом), какие-либо шаги в адрес Л. Толстого следует признать крайне нежелательными по причине отношения к нему значительной части русской интеллигенции. Государственная власть действительно оказывалась в совершенно двусмысленном положении: с одной стороны, нежелание обострять и без того напряженные отношения с писателем, с другой – необходимость как-то реагировать на его очевидно антицерковную деятельность. Этот «паралич власти» очень характерен, он является лишним свидетельством того факта, что тесный союз Церкви и государства часто давал «холостые обороты».

На этом фоне выглядит довольно странным факт уничтожения брошюры известного миссионера Айвазова «Кто такой граф Толстой», напечатанной сначала в «Церковных ведомостях», а затем в «Колоколе», которая была признана вредной. В этом смысле очень характерны записи в предсмертном дневнике о. Иоанна Кронштадтского. В одной из них о. Иоанн подчеркивает: «..правительство либеральничающее выучилось у Льва Толстого всякому неверию и богохульству и потворствует печати, смердящей всякой гадостью страстей. Все дадут ответ Богу – все потворы» [1126]. В другом месте он указывает, что «земное отечество страдает за грехи царя, за его потворство неверию и богохульству Льва Толстого и всего так называемого образованного мира министров, чиновников, офицеров, учащегося юношества» [1127].

Следует заметить, что премьер-министр П. А. Столыпин понимал всю двусмысленность создавшейся ситуации, отдавая себе отчет в том, что действующее законодательство реально не дает власти возможности реагировать на появление сочинений, подобных рассматриваемому. Фактически П. А. Столыпин, как показывает его переписка, пришел к мысли о необходимости дополнить законы карательной статьей, «предусматривающей отрицательное отношение к догматам веры и учению Православной церкви со стороны печати» [1128].

Однако на этом усилия Св. Синода не были исчерпаны. В деле, о котором идет речь, содержится отзыв тамбовского епископа Иннокентия (Беляева), входившего, как известно, в число лиц, способствовавших изданию синодального определения 20–22 февраля 1901 г. В отзыве подчеркивается, что в сочинении Толстого «нет ясно высказанного и подчеркнутого отрицания божественности Иисуса Христа, имеется лишь умолчание об этой божественности и чудесах Господа, но это умолчание красноречивее всякого ясно выраженного отрицания. В сознание детей чистое, не загрязненное еще мирской суетой, с юных лет вносится понятие о Христе, как о неудачном проповеднике на земле социального Царства, окончившем жизнь свою вместо плахи виселицей, названной крестом» [1129]. Владыка Иннокентий задает вопрос: если действующий уголовный закон преследует богохуление (статья 73 Уголовного уложения), т. е. хулу на Бога, высказанную ясно, определенно, то неужели низведение Бога Господа Иисуса Христа в разряд мечтателей-революционеров не есть богохуление? Неужели такое умышленное деяние, рассчитанное не только на соблазн, но и на разврат чистой детской природы, в котором богохуление граничит с глумлением над личностью Христа, с кощунством и издевательством над нею, – неужели такое деяние нельзя отнести по действующим законам православной Российской империи к разряду недопустимого и уголовно наказуемого? [1130]

Неизвестно, в результате каких именно действий Св. Синод одержал победу «в ограниченных масштабах». После отзыва владыки Иннокентия было принято решение снова запросить Министерство внутренних дел. Новое отношение было отправлено 27 июня 1909 г., а ответ от П. А. Столыпина получен 10 ноября 1909 г. В нем говорилось, что Министерство народного просвещения не допустит распространения брошюры Л. Н. Толстого в библиотеках учебных заведений ведомства. Аналогичным было и заключение Синода, согласно которому епархиальные архиереи обязаны были проследить, чтобы брошюра Л. Н. Толстого не допускалась в библиотеки духовных учебных заведений. Об этом же должны были озаботиться священнослужители, преподающие Закон Божий в светских школах. Соответствующий указ Синода последовал 31 декабря 1909 г.

Таким образом, можно отметить два важных момента: русское правительство проявляло по отношению к Л. Н. Толстому большую осторожность, постоянно пытаясь дистанцироваться от непопулярных мер, которые могли бы вызвать резко отрицательную реакцию в обществе. Очевидно, что и премьер-министр П. А. Столыпин в русле той вероисповедной программы, которую он готовил в данное время, пытался создать прецедент лояльного отношения к Л. Н. Толстому: попытки последнего издать «Евангелие для детей» властью могли рассматриваться как чисто религиозный эпизод, не требующий вмешательства законодательных органов.

Однако проблема заключалась здесь в том, что в условиях тесного союза Церкви и государства, когда практически любые церковные распоряжения, имеющие сколько-нибудь значимый общественный резонанс, рассматривались как результат совместной церковно-государственной акции, такая позиция создавала у современников ощущение непоследовательности и беспомощности.

Вопрос об отношении Л. Н. Толстого к русскому духовенству, а также проблема рецепции русским духовенством деятельности писателя в научных исследованиях ранее не рассматривались [1131]. Этот вопрос связан, помимо прочего, и с теми спорами, которые велись в начале XX в. и ведутся сеичас по поводу возможности об изменения отношения Л. Н. Толстого к Православной Церкви и его возможного покаяния.

Реально проблема может быть сформулирована следующим образом: действительно ли в последние годы жизни писатель скорректировал свое критическое отношение к Церкви, а его духовное состояние незадолго до смерти можно квалифицировать как покаяние? С этим вопросом связан и второй: действительно ли представители церковной власти и духовенства любыми способами стремились добиться покаяния от Л. Н. Толстого, чтобы продемонстрировать русскому обществу свою впечатляющую идеологическую победу?

Безусловно, православные архиереи и священники не могли сочувствовать основному антицерковному пафосу произведений Л. Н. Толстого, который явно выражен еще в «Исповеди», но свою окончательную разработку, причем в очень агрессивном варианте, получил после издания синодального акта 20–22 февраля 1901 г. Хотя сам Толстой и его близкие, в частности супруга С. А. Толстая, пытались настойчиво уверить почитателей его таланта, что писатель спокойно живет и спокойно ожидает смерти (см.: ПСС. Т. 34. С. 253 – цитата из «Ответа Л. Н. Толстого Св. Синоду»), это было далеко не так: очевидно, синодальный акт глубоко задел Толстого, а его ответ свидетельствует о том, с каким вниманием был изучен писателем этот документ.