Протоиерей Георгий Ореханов - Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников

Для Л. Н. Толстого эта попытка в итоге вылилась в тотальное отвержение Церкви и ее учения. Именно с этой точки зрения в работе показано, что религиозное творчество Л. Н. Толстого является признаком духовного кризиса, который переживало русское общество в конце XIX в. Проповедь Л. Н. Толстого стала вызовом всей церковной жизни, всем ее сторонам, начиная с максималистически окрашенной критики догматического учения Церкви и церковной иерархии и кончая жестким неприятием пастырской деятельности духовенства, а также сакраментальной стороны христианства.

Хотя выступление Л. Н. Толстого было настоящим бунтом против Церкви, но в этом бунте содержался ответственный для Церкви вызов. Проповедь Л. Н. Толстого стала отражением важнейших идеологических установок, сформировавших в значительной степени образованную часть русского общества. Произведения писателя, созданные после духовного перелома, затрагивали глубокие болевые точки русской жизни: проблему свободы совести, характер церковно-государственных отношений, наконец, отсутствие того, что Ю. Ф. Самарин называл «свободой мысли», т. е. стойкую иллюзию русского образованного общества, что вера и знание, свобода мысли и Церковь – противоположные понятия. Проповедь Л. Н. Толстого имела при этом особую тональность, главной характеристикой которой является социальный пафос, чувство вины перед народом и понимание необходимости религиозного переосмысления этой вины.

Именно поэтому проповедь Л. Н. Толстого не может рассматриваться как стандартное проявление антиклерикализма, так как совершенно чужда равнодушию либерального релятивизма к «вечным вопросам», в частности к вопросу о смерти. Для писателя образцом религиозности стала вера простого мужика. Но парадокс Л. Н. Толстого в том и заключается, что «его путь к Богу не приводил его к цели, а уводил от нее» [1242].

Истинная антиномия толстовского духа заключалась в противоборстве двух трагических обстоятельств. Писатель глубоко осознал тотальный характер религиозного «оскудения» современного человека, религиозного отступничества по всем жизненно значимым позициям – государственно-правовое сознание, экономика, наука, культура, искусство, воспринимаемые в истории человечества религиозно, ныне подвергнуты разъедающему влиянию секуляризации. Но Л. Н. Толстой не почувствовал и не понял, что спасение от этого яда лежит только на церковных путях, только тогда, когда масса человечества захочет стать Церковью Христовой: «…открыть человечеству доступ к духовной цельности в христианском религиозном опыте может только сама христианская Церковь» [1243].

Учитывая эти предварительные замечания, можно перейти теперь к основным выводам работы.

В работе показано, что религиозный переворот Л. Н. Толстого протекал на фоне духовного кризиса русской жизни, для которого характерен поиск, обусловленный секуляризационными явлениями, в частности падением авторитета Православной Церкви в обществе. Кризис веры в России во второй половине XIX в. был связан с подобным же явлением в Европе. Однако он имел и свои особенности, главной из которых стал не социальный протест, вылившийся во многих европейских государствах в появление конфессионально ориентированных политических партий, а поиск новых типов духовности, стремление выйти за жесткие рамки «государственной церковности». Именно на этот аспект обращают внимание в своих работах представители славянофильства (И. С. Аксаков, Ю. Ф. Самарин и др.). Таким образом, русский религиозный кризис имел свои характерные особенности: для него совершенно нехарактерна какая-либо социально-политическая окраска – в России, религиозная культура которой определяется характерным восприятием соответствующих культурных констант, рабочее движение только зарождалось. Кроме того, на протяжении всего синодального периода в социальной жизни и тем более в политике русскому духовенству отводилась второстепенная роль. Именно поэтому движущие механизмы русского религиозного кризиса были иными, нежели в Европе, и применительно к русской ситуации следует говорить не о политическом и социальном, а о культурном антиклерикализме.

Таким образом, объективно русский религиозный кризис был культурно-историческим фоном жизни Л. Н. Толстого. Важными субъективными факторами, обусловившими генезис его религиозной проповеди, стали увлечение идеями Просвещения, панморализм, гиперрационализм. Вся религиозная жизнь Л. Н. Толстого проходила под знаком стремления, в рамках руссоистской дихотомии «природа – цивилизация», очистить христианскую религию от «исторических наслоений», дать людям вечное Евангелие, «Праевангелие». Л. Н. Толстой ярко отразил в своем религиозном творчестве тенденции в «реформировании» евангельского благовестия, которые характерны для европейской культуры XVIII и XIX вв. Тем самым «толстовство» в широком смысле слова было русским вариантом распространенного в Европе типа христианства, питавшегося в основном из «просвещенческих» источников XVIII в.

Следует констатировать, что, стремясь к возрождению Евангелия, Л. Н. Толстой реально в значительной степени способствовал вульгаризации его понимания и смысла, созданию упрощенного учения, имеющего ярко выраженную морализаторскую окраску и хилиастически-прагматическую направленность – созидание Царства Божьего на земле совокупными усилиями многих человеческих поколений. Таким образом, можно констатировать, что в религиозном творчестве Л. Н. Толстого произошла показательная трансформация: стремясь судить мир по закону Евангелия, писатель в действительности делает мир судьей евангельских заповедей и христианского учения. Именно поэтому религиозные поиски Л. Н. Толстого были отвергнуты русской богословской наукой, а также католическими авторами.

Наоборот, большой интерес к религиозному творчеству Л. Н. Толстого проявило протестантское богословие. Угадывая в трактатах писателя, созданных после религиозного переворота, внутренне сходные для себя тенденции, протестантские авторы в первую очередь подчеркивали социальную составляющую этой проповеди, стремление писателя не столько дать буквальный перевод евангельского текста, сколько перевести его на язык современности, секулярного мира, актуализировать не мистический, а моральный и социальный пафос Евангелия, а также выраженный антицерковный протест. Некоторые авторы, например В. Нигг, довели эту тенденцию до вывода о том, что именно Л. Н. Толстой уловил главную тенденцию религиозной культуры Нового времени: для образованного человека XIX в. возвращение в Церковь уже невозможно. Характерно, однако, что при этом методы толстовского перевода Евангелия были признаны неактуальными и протестантами.