Владимир Чугунов - Авва. Очерки о святых и подвижниках благочестия

В 1936 г. митрополит Евлогий получил новое извещение, что Карловацкий собор вынес постановление признать учение протоиерея Сергия Булгакова ересью и организовать Комитет для охраны православной веры от лжеучений.

Митрополит Евлогий, отстаивавший – согласно учению апостола Павла «внутреннюю духовную свободу в Церкви», выступил на защиту протоиерея Сергия Булгакова, «зная драгоценнейшие качества этого одарённого, высокодуховного пастыря». Всякий раз митрополит Евлогий собирал Епархиальный Совет в Париже и предлагал отцу Сергию дать ответ на все выставленные против него обвинения. Обстоятельные доказательства убедили Епархиальный Совет в несостоятельности выставленных против системы отца Сергия аргументов, и, в частности, выяснили, что обвинение митрополита Сергия (Страгородского) было вынесено лишь по «донесению», единолично, без непосредственного ознакомления с его богословскими трудами и без всякого церковного обсуждения. Протоиерей Сергий Булгаков был полностью оправдан и продолжал до конца жизни оставаться профессором догматического богословия в Православном Богословском институте в Париже».

Примечательно, что главный критик протоиерея Сергия В.Н. Лосский в одной из своих последних работ (1957 г.) призывает всех богословов к риску осмысления ещё не определённых вероучительных вопросов: «Лучше мыслить о Святой Троице, принимая на себя риск всегда возможных ошибок, чем только повторять священные формулы в ленивом и самодовольном безмыслии, оставаясь чуждым и их содержанию и силе. Верность преданию – не инертна, а динамична. Без новых и новых усилий богословской мысли не может быть подлинной верности преданию Отцов Церкви».

В 1939 г. у отца Сергия был обнаружен рак горла. Он перенёс операцию, утратил способность говорить, служить, читать лекции. Начавшаяся Вторая мировая война ограничила ещё более сферу его трудов. Однако до последних дней жизни, в тяжёлых условиях оккупированного Парижа, он не прекращал работать над новыми сочинениями и совершать богослужения. Его творчество обладает редкой цельностью: всем его главным темам он сумел подвести итог и дать отчётливое завершение. Как и в каноне Священного Писания, свою последнюю книгу («Апокалипсис Иоанна») он закончил незадолго до смерти.

01.01.1941 года в Сергиевском подворье в Париже отец Сергий оставил такое завещание:

«Прошу устроить мои похороны возможно дешевле и проще, без всяких лишних расходов. У меня нет средств, и всё, что будет израсходовано лишнего на похороны, тем самым будет отнято прежде всего от самых моих близких или вообще от кого-нибудь из нуждающихся, которым может быть отдано в качестве венка надгробного, в некоторое хотя бы возмещение моего собственного нечувствия. Просил бы и цветов не возлагать, не заслужил их. «Господня земля и исполнение ея, вселенная и все живущие на ней». У меня нет никакого пожелания относительно места погребения, после изгнания из родины, где я преждевременно избрал себе место около могилы сына на Кореизском кладбище. Если возможно, я хотел бы быть погребённым в одной могиле вместе с женой моей (но она скончалась через год после смерти мужа, в 1945 – примечание автора), однако если это не вызовет больших трудностей и будет вообще исполнимо. Однако я прошу положить мне в гроб горсть родной земли, зашитой в ладанку и взятой с могилы моего сына, соединив её с горстью святой земли из Гефсимании, заключённой в мешочке под моими иконами (землю эту, оставшуюся, можно раздать желающим).

Вот все мои пожелания.

Грешный священник Божий Сергий».

В письме к духовной дочери, матери Феодосии, в 1943 г. отец Сергий писал: «…пасхальная радость всегда есть чудо, прикосновение к жизни будущего века, откровение, притом не даровое, но обретённое всем подвигом Страстной седмицы. Хотя ты приписываешь мне (чего на самом деле мне вовсе не принадлежит) особливую радость пасхальную, и даже не отрекаясь от неё, я должен всё-таки сказать, что для меня существует жизненная разница между Страстной и Пасхальной неделями. Я это выразил бы так, что одна актуальна, динамична, есть порыв, усилие, действенность любви ко Христу, страдание с Ним, вторая же – есть дар Божий, который может быть единожды принят (даже актуально), но нами не умножаем, а лишь пассивно сохраняем, как настроение праздничное, радостное, богослужебное. Нам с ним, в каком-то смысле, нечего делать самим, пассивное же приятие и удержание его нам не под силу. Поэтому Пасхальная седмица светит и звенит в нашей душе с тем, чтобы погаснуть и закроются снова врата будущего века. Это и потому, что воскресение всё-таки отделено от нас смертью, т. е. жизнью загробною, с её откровениями, её достижениями и – дерзнул бы сказать – динамизмом, и даётся нам лишь в каком-то лучезарном взлёте над смертью, за смерть: «смертию смерть поправ». Но в нашей собственной жизни нам дано и задано реализовать только страсть крестную».

О последних днях жизни отца Сергия сохранились документальные свидетельства матери Феодосии. Две другие свидетельницы, присутствовавшие при кончине отца Сергия (Е.Н. Осоргина и мать Бландина (Оболенская), тоже составили сходные записки, но судьба их неизвестна. А вот монахиня Елена заканчивает своё жизнеописание отца Сергия такими словами: «…когда в самом начале июня 1944 г.

Л.А. Зандер принёс ему (Булгакову) одну из глав своей книги «Бог и мир», отец Сергий спросил его: «Придёшь в Духов день?! Зандер, живший за пределами Парижа, ответил: «Постараюсь». Отец Сергий с мягкой настойчивостью сказал: «Приходи, это в последний раз…»

Наконец, наступила памятная для всех его духовных детей годовщина рукоположения отца Сергия – 5 июня 1944 г., день Святого Духа. Он служил с большим подъёмом Божественную литургию на греческом языке. Все его духовные дети причащались, а после богослужения, как обычно, пошли к отцу Сергию пить чай, продолжить общение в беседе.

Многие из них вспоминали потом, как особенно значительна для них была эта последняя исповедь, как бы прощальная, будто в ней отец Сергий дал своё завещание и выражал главное, что хотел сказать каждому…

Предчувствие отца Сергия сбылось в ту же ночь – его постиг удар с 5 на 6 июня… Прибывший доктор сказал, что ни сознание, ни центр речи не поражены ударом. Несмотря на такой утешительный диагноз, четыре духовные дочери отца Сергия решили неотлучно пребывать у постели больного.

Первые два дня отец Сергий был очень слаб, однако проявлял некоторые признаки жизни; в течение следующих дней его сознание стало постепенно угасать. Но лицо его выражало напряжённую духовную жизнь, и всё время менялось его выражение. Все четверо почувствовали, что присутствуют при таинстве перехода души отца Сергия в горний мир.