Фридрих Георг Юнгер - Совершенство техники

Право отдельной личности, частного лица превращается здесь в право технически организованного частного лица. Так, собственность, которая по юридическому определению представляет собой исключительное правовое господство лица над вещью, отчуждается и перестает соответствовать этому определению, в том случае когда она принадлежит технической организации. Тогда она перестает быть самостоятельной и владелец уже не располагает исключительным правом владения, так как собственность стала технически организованной, и ее организацией могут распоряжаться посторонние силы, в сфере которых не действует право собственника. Закон для Техника то, что служит техническим целям. Проникнув в правовые структуры — законодательство, правосудие и управление, — Техник подменяет закон техническими предписаниями и постановлениями, или приспосабливает его для своих целей путем истолкования. [10]Выступая противником jus strictum {73}и поборником jus aequum, {74}он делает это не потому, что, в отличие от юристов, придает гораздо больше значения справедливости в правовых отношениях, а потому, что jus aequum открывает ему доступ к организации права. Техник повсюду сражается с юридическим формализмом, борется против jus cogens, {75}которое privatorum pactis mutari non potest, {76}и поддерживает ius dispositivum, {77}так как техническое предписание является одновременно диспозитивным и каузальным. Своим вмешательством он стремится изменить и переделать все право, касающееся человека и вещей. Право на отчуждение собственности, которое государство усилиями своих правоведов обставило жесткими оговорками, ограничившими его применение, под давлением Техника расширило свои рамки настолько, что каждая коллизия между интересами технической организации и частного лица образует новый прецедент в пользу отчуждения. Техник не борется с собственностью во имя теоретических принципов, как это делает агитатор в социальной сфере, а на практике изменяет характер собственности, подчиняя ее своей всесильной организации, которая свободно распоряжается ею, исходя из соображений рациональности. В первую очередь он вступает в схватку с существующими правами на недвижимость, испытывая к ним ту неприязнь, которую должен питать динамический рассудок в отношении всего неподвижного. В общем и целом можно сказать, что эти самовластные вторжения технического прогресса как в правовую, так и в другие области означают борьбу со всем, что пребывает в состоянии покоя, со всеми явлениями, которым свойственно постоянство и стабильность, со всем, что от него обособляется, не желая участвовать в его движении. Технический прогресс борется со всем, что отказывается отдать ему свои резервы, которые он желает использовать себе на потребу, будь то человеческие или материальные ресурсы. И не только нетронутые резервы, к которым мы должны относиться уважительно и бережно как к будущему достоянию наших детей и внуков, чтобы добросовестно завещать им это наследство в целости и сохранности, раздражают его словно бельмо на глазу. Точно так же технический прогресс вмешивается в движение независимых, не связанных с техникой организаций, с тем чтобы насильственно подчинить их себе и включить в собственный механизм.

Отношения между наукой и техникой меняются в ходе технического прогресса. Наука ставится на службу технике. Одним из выражений перемен во властной иерархии является тот факт, что ученые становятся служащими в институтах и лабораториях, принадлежащих промышленным фирмам, где их знания используются для решения технических задач. Научные дисциплины делаются вспомогательными дисциплинами техники, и их процветание зависит от послушания и исполнительности. «Чистая» наука отступает на задний план, поскольку теперь от нее требуется не познание закономерностей в природе, а главным образом изучение возможностей применения и использования этих знаний, то есть их эксплуатации. Открытия и изобретения поставлены в наше время на службу этой эксплуатации. Так что если талантливые достижения изобретателей получают поощрение, если их авторов призывают ускорить свою работу и быстрее делать новые изобретения, то это происходит лишь с той целью, чтобы путем рационализации методов увеличить эксплуатацию природных ресурсов.

В настоящее время биология выделяется как наука, развивающаяся особенно быстро. И это происходит по причине ее полной самоидентификации с техническим прогрессом. Без него методы биологии потеряли бы всякий смысл, а достигнутые ею результаты не имели бы ни ценности, ни полезного содержания. Характерным признаком такого положения может служить возможность непосредственного технического и промышленного применения ее результатов, которая осуществляется либо концернами, производящими лекарственные препараты, либо другими техническими организациями.

Совершенно очевидно, что открытие новых ферментов, гормонов и витаминов знаменует собой не только научный, но и технический прогресс. Все представления о действии этих веществ носят механический и функциональный характер. [11]То же самое можно сказать об их применении: с одной стороны, они, как и все медицинские средства, изготавливаемые техническим способом, вводятся в организм в виде препаратов, вызывающих механическое действие, с другой стороны, людей призывают употреблять в пищу богатые витаминами продукты. Это методы технических специалистов, которые мыслят детерминациями. Однако именно таковы методы нашего времени. Нетрудно увидеть их недостатки, трудно не поддаться их влиянию. Конечно, ничто не помешает мне предположить, что в яблоке содержится неизвестное число различных веществ, которые еще не обнаружены химиками и биологами. И конечно же, все эти вещества, если их откроют и синтезируют, не заменят мне яблока, которое воплощает в себе более высокий принцип, чем сумма извлеченных из него составных частей, и отличается от таких мертвых препаратов, какими являются все уже извлеченные из него или еще ждущие своего открытия элементы, потому что яблоко представляет собой форму живого, оно растет, наливается соком, зреет и благоухает. Я, конечно же, буду прав, если выберу себе в пищу не действующие вещества яблока, а само яблоко. И я буду прав, если съем яблоко не потому, что оно содержит действующие вещества, а потому что оно — яблоко. В этом заключается фундаментальная разница, так как в первом случае я поступаю как больной человек, а во втором случае — как здоровый. В вопросе питания я поступлю мудро, стараясь, где только возможно, держаться подальше от Техника. Но если мне неоткуда взять яблоко, тут уж не поможет никакой здравый смысл. А отсутствие яблока — это лишь знак, указывающий на массовые трудности с питанием, которые испытывает в условиях технической организации человечество. Не подлежит сомнению, что биологические теории питания и формы, в которых они реализуются на практике возникают там, где есть трудности с питанием, в первую очередь это проблемы больших городов, которые стали центрами технического прогресса. Специфический признак этого явления выражается в том, что авторы такого рода теорий, провозглашающие своей целью исправление нарушений и повреждений, не предлагают исправлять положение с помощью свежей, здоровой пищи, которую им неоткуда взять, а предлагают тем, кто стал инвалидом по вине организации труда, употреблять в качестве лечебного средства суррогатные продукты.