Фридрих Георг Юнгер - Совершенство техники

Еще в Древнем Риме было известно отчуждение собственности в пользу populus romanus. Так, при строительстве дорог можно было принудительно отчуждать земельную собственность в пользу государства. Из всех видов собственности земельная чаще всего подвергается отчуждению. Однако в связи с чрезмерными бедствиями иногда в интересах общества возникает также необходимость в отчуждении движимой собственности. В случае мобилизации могут отчуждаться лошади, в случае голода — запасы зерна. В немецком общем праве не выработалось специальных установлений, касающихся отчуждения собственности. Лишь в кодифицированном праве XVIII века была зафиксирована такая правовая норма. Большое влияние приобретает французское законодательство. Для отчуждения в нем утверждается такой порядок, при котором сначала должна канонизироваться необходимость этой меры. Специально принятый закон или указ устанавливает utilité publique {172}мероприятия, ради которого будет производиться данное отчуждение собственности. Определяется отчуждаемое имущество и причитающееся за него возмещение. Предпосылкой отчуждения собственности может служить лишь utilite publiqué, то есть интересы общества, общественное благополучие. Кроме того, во многих кодексах точно перечисляются все случаи, в которых допускается отчуждение собственности.

Какой необходимостью вызвано неуклонное увеличение числа и объема производимых отчуждений собственности? В области права, которая занимается вопросом отчуждения собственности, первые сдвиги можно отметить в связи со строительством железных дорог. Появление рельсового транспорта, движимого механическими силами, приводит к его расширению и расширению права, касающегося отчуждения. Строительство железных дорог, вызывающее массовое передвижение людей, приводит к созданию железнодорожной монополии, образованию железнодорожных предприятий, появлению железнодорожной сети, благодаря которой местность, покрытая этой сетью, осваивается средствами механического транспорта. Монополизация железнодорожных сообщений приводит к объединению железных дорог, то есть к технической централизации аппаратуры, сопровождающейся образованием соответствующей организации. С этого начинается коллизия между механикой и собственностью. Эта коллизия неизбежна. Она носит не временный, а постоянный характер. Вдобавок она заметно углубляется. Развивающаяся машинная техника все более атакует собственность и в конце концов поглощает ее. Этот процесс получает свое оправдание в том, что техника выступает как представитель общественных интересов и общественного блага, что utilite publiqué оказывается на ее стороне. Понятие отчуждения собственности остается неизменным, зато изменяются условия его применения. Где бы ни возникал конфликт, его исход заранее предрешен, так как собственность всюду вынуждена уступать дорогу стремлению к распространению механических средств. Напрасно стонет гетевская бабушка Бавкида:

Прав оказывается караульный Линкей, который поет:

Старик Фауст, пожалуй, еще мучается угрызениями совести, так как его не устраивает голый рационализм происходящего. Такого рода угрызения совести выражаются в начале этого движения в щедром денежном возмещении причиненного ущерба. Но с тех пор механическое планирование прошло большой путь и давно вышло за рамки экономического планирования. Отчуждение собственности превращается из неприятной необходимости в самоцель. Исключение становится правилом, и тем самым выясняется то, что происходит на самом деле. Какими бы расплывчатыми по смыслу словами это ни называли: отчуждение собственности, национализация, деприватизация или обобществление, — все они обозначают одну и ту же вещь, причем совершенно ясную и недвусмысленную. Они имеют в виду технический коллектив, которому собственность предоставляется для механического использования. Национализация не означает, что государство становится собственником, что к нему переходят права и обязанности собственника. В общем этот процесс по-прежнему можно называть данным термином, поскольку внешне он отражает происходящее. Однако дело в том, что в результате национализации не возникает государственная собственность, а создаются условия, при которых права пользования и потребления переходят к коллективу. Обобществление (термин, ставший в наше время совершенно расплывчатым) не подразумевает, что права собственности переходят к обществу. Такое сообщество, как технический коллектив, вообще не подпадает под понятие societas {175}в юридическом смысле. Societas — это основанное на договоре объединение отдельных лиц для достижения общей цели. Трактовка понятия «общество» с социологических позиций тоже ничего не дает для понимания описываемых здесь процессов; убеждаешься лишь в том, что для социологии, пробавляющейся за счет релятивистского переосмысления истории, то есть за счет ее отрицания, было бы полезно повнимательнее ознакомиться с физикой. В экономической и политологической системе Лоренца фон Штейна, разработанной с позиций гегелевской диалектики, сфера общественных наук ограничена изучением отношений, складывающихся при распределении имущества. Изучение этих отношений многое объясняет, однако такой подход не позволяет понять фундаментальные основы собственности, которая существовала прежде, чем начинается распределение имущества, кроме того, он вообще неприменим в отношении технического коллектива. В условиях технического коллектива вопросы распределения имущества далеко не так важны, как нормирование использования и расхода. Эти вопросы приобретают такую жгучую актуальность, потому что технический коллектив связан с убыточным хозяйствованием и нехваткой, потому что ему свойственно использование организации как способ управления дефицитом, то есть его распределение, а следовательно и расширение, о чем мы уже подробно говорили в «Совершенстве техники». Социализм в его современном понимании всегда подразумевает технический коллектив.

В результате национализации, обобществлений и экспроприации ни у кого не прибавляется собственности. Ни у государства, ни у рабочего, который трудится на фабриках, подвергающихся этой реорганизации. Порядок, основанный на собственности, невозможно перенести куда-то при помощи механических транспортных средств или сохранить посредством отчуждения для механических целей. Мы уже продемонстрировали ранее, что мнимая собственность машинного капиталиста не сохраняется в условиях технического коллектива. А коллектив нельзя рассматривать в качестве собственника, у коллектива не бывает прироста собственности. Он может потреблять собственность, но не может ее порождать. Коллектив не может сделать собственником рабочего. Да это и не входит в его намерения. Рабочий ничего не получает от экспроприации собственности: ни доли в виде какой-то части средств производства, и ни гроша в виде добавочных выплат. Чем это объясняется? Тем, что в ходе таких мероприятий происходит только расширение технического коллектива, и этот процесс поглощает всю прибыль: она теряется, растворившись в нем, исчезает бесследно. Поскольку речь зашла о прибыли, следует в первую очередь спросить, могут ли вообще подобные меры приносить прибыль. Только не ту экономическую, материальную, индивидуальную, которую ожидают от них многие люди, не понимающие сути происходящего, — от акта экспроприации ничто не приумножается. Да и как может он что-то создать и приумножить! Если машинный капиталист, лишаемый собственности без какого бы то ни было возмещения, теряет все, что имел, то рабочий от этого ничего не выигрывает. Прибыль в рамках механического хозяйствования возникает при условии, что люди начинают больше работать и усиливается эксплуатация. Источник выгоды для рабочего лежит не в сфере экономики — с экономической точки зрения этот процесс и ему наносит урон. В условиях коллектива рабочий утрачивает свободу объединений, право на забастовку, а следовательно, и возможность бороться за повышение заработной платы. Вся выгода достается исключительно коллективу, который в результате национализации, обобществления и отчуждения собственности расширяет и укрепляет свою аппаратуру и организацию. Коллектив забирает в свое управление любое предприятие, даже такое, которое в его руках из рентабельного превращается в дотационное, так как он руководствуется при этом не экономическими, а техническими соображениями, а убытки и возникающую в результате нехватку без смущения перекладывает на плечи рабочего. Получить какую-то выгоду рабочий мог бы только через кооперацию, через долевое участие в принадлежащей предприятию собственности. Риск предприятия рабочий и без того разделяет, но зато в условиях кооперации как прибыль, так и убытки станут его личным делом. Получить экономическую выгоду он сможет тогда только при такой организации труда, которая будет направлена своим острием против властных притязаний технического коллектива. Однако такое долевое участие рабочих обязательно предполагает наличие настоящей собственности. Производственное предприятие — это не собственность, как явствует из самого термина. В сетях технического коллектива трудно сохраняются самостоятельные предприятия, предприятия располагаются в них на пересечении отдельных нитей этой паутины. Очевидно, что рабочий беззащитен перед техническим коллективом, более беззащитен, чем он был перед частным капиталистом. Дело в том, что идеи, которые движут развитие технического коллектива, живут и в его голове. Рабочий и сам принадлежит к числу восторженных приверженцев коллектива. Именно это вызывает у многих желание бросить рабочего на произвол судьбы — слишком трудно помочь человеку против его воли. Реально помочь ему можно будет только тогда, когда он сам научится противопоставлять себя коллективу, когда поймет свое истинное положение. В отношении отдельного человека коллектив оказывается скареднее самого скаредного машинного капиталиста: он представляет собой такое соединение аппаратуры и организации, которое для человека оставляет лишь самый необходимый минимум. Технический коллектив — это эксплуататор par excellence, так как он занят исключительно процессами эксплуатации.