Мир Авиации 1996 02

С ухудшением положения Германии на фронтах деятельность абвера расширялась и активизировалась. 19 февраля 1944 г., по распоряжению главного штаба люфтваффе, на базе «Отдельной разведгруппы Верховного командования люфтваффе» была сформирована эскадра, получившая номер KG 200. Теперь ее часто называют секретной. И действительно, за типовым обозначением скрывалось необычное подразделение, где каждая эскадрилья имела свое особое назначение и соответствующую ему технику. В общем на вооружении эскадры находилось более 20 разных типов немецких и трофейных самолетов. За год с небольшим экипажи 200-й эскадры приняли участие во многих событиях и но сей день остающихся белым пятном в истории второй мировой войны. Именно в этом подразделении готовили пилотов-смертников и применяли супер-бомбы системы «Мистель», выполняли спецзадания на самолетах без опознавательных знаков и на трофейных В-17 и В-24. Возили на громкие дела первого диверсанта рейха Отто Скорцени и украинского героя Степана Бандеру, создававшего партизанский фронт в тылу Красной Армии. Сравнительно рядовой работой считалась заброска агентов-парашютистов в тыл противника: только в период с июня 1944 г. по март 1945 г. таких было сброшено около 600.

Идея устранения «советского диктатора» возникла в ведомстве Вальтера Шелленберга — управлении разведки абвера, где-то в середине сорок третьего года. Почти год ушел на подготовку агентов и спецвооружения. В начале лета 1944 г. офицера связи 200-й эскадры впервые вызвали в Управление Имперской безопасности (RSHA) в Берлин.

Шеф ведомства, обергруппенфюрер СС Кальтенбрунер сообщил, что все приглашены по делу, имеющему наивысшую степень секретности. О нем ни в коем случае не рассказывать дома. Руководству и летным экипажам KG 200 предстоит секретнейшее задание по заброске двух парашютистов во вражеский тыл. Обычное на первый взгляд задание. Однако, персональное появление всесильного тогда шефа РСХА свидетельствовало о том, что предстояло дело особого значения и неотложности, что он и подтвердил, сказав, что планируемая операция крайне важна для хода войны.

При детальной проработке оказалось, что не все так просто. Вместе с двумя агентами требовалось доставить еще и советский мотоцикл с коляской типа М-72. Место посадки самолета должно было находиться не далее 100 км от Москвы, причем агенты должны были иметь возможность сразу на мотоцикле покинуть транспортник и выехать на шоссе.

Условия задания предъявляли весьма специфические требования к самолету. В арсенале люфтваффе такая машина имелась — Аг 232. Не исключено, что сценарий и разрабатывался, исходя из наличия подобного самолета. Аг 232 имел объемный грузовой отсек с большим люком и загрузочной рампой в хвосте. Другим уникальным элементом транспортника было шасси. Помимо трех основных опор, по днищу фюзеляжа располагался продольный ряд из одиннадцати неубираемых двухколесных стоек, за что он получил прозвище «татцелвурм», т. е. «сороконожка». Для загрузки и движения по неровной поверхности самолет «приседал» на основных стойках и опирался на двадцать два дополнительных колеса. В таком положении он мог преодолевать рвы шириной до полутора метров. Поставленную проблему высокой проходимости конструкторы фирмы «Арадо» решили весьма своеобразно, удивительным образом заранее предугадав тактические хитрости специалистов из НКВД. Наверное, ознакомившись с «сороконожкой», чекисты догадались бы соответствующим образом изменить размеры канавы, но, как оказалось, до операции «Цеппелин» о существовании Аг 232 не знали. Любопытно, что поединок «шасси- канава» мог получить дальнейшее продолжение: фирма «Арадо» разрабатывала следующий вариант Аг Е.441 с удлиненным фюзеляжем и тридцатиколесным шасси.

Главной проблемой операции являлось обеспечение секретности в процессе подготовки и особенно при доставке агентов на советскую территорию. Видимо, эта задача была решена достаточно успешно. Только из опубликованных в 1988 г. воспоминаний бывшего нилота 200-й, командира экипажа Аг 232А, тогда лейтенанта, Пауля Гольдштайна (Paul Goldstein), стало известно, что Политов-Таврин 2*и Шилова летали в советский тыл еще за два месяца до известной операции, имевшей место в ночь с 5 на 6 сентября. До того об этом нигде не сообщалось, даже в изданной двумя годами ранее истории KG 200.

Летная книжка не сохранилась, и точной даты того полета Пауль Гольдштайн не помнит, но говорит, что сами события остались в памяти достаточно хорошо, так как происходили примерно за две недели до его свадьбы, которая состоялась 13 июля 1944 г. Основную трудность представлял выбор подходящей площадки, которую предлагалось подобрать экипажу самостоятельно. Пилотов предупредили также, что световой сигнализации и огневого прикрытия на земле не предусматривается. Лейтенант Гольдштайн обратился к командиру 1./KG 200 майору Коху с предложением использовать бывшие немецкие полевые аэродромы, оставшиеся теперь в советском тылу, и согласовать время полета с фазой полнолуния. Второй пилот экипажа, унтер-офицер Бруно Давиде (Bruno Davids) вспомнил узкую сухую поляну в лесу, недалеко от Великих Лук, на которой ему пришлось бывать в 41-м году. На этом варианте и остановились. Первоначально вылет планировался с минского аэродрома, но затем решили лететь из Риги. Туда же для окончательной подготовки прибыли и главные герои операции.

Рижский аэродром располагался вблизи моря, и однажды вечером, прогуливаясь по берегу, Гольдштайн неожиданно встретил Политова-Таврина. Каких-либо запретов на общение с ним он не имел, но подойти и заговорить не решился. С расстояния примерно в 50 метров он наблюдал, как Политов-Таврин упражнялся в стрельбе по пустой бочке из специального стреляющего устройства, спрятанного в рукаве пиджака.

Экипаж отдыхал, ожидая полнолуния, но приказ пришел неожиданно: вылет немедленно, не принимая во внимание световые и погодные условия. Очевидно, это тоже объяснялось соображениями секретности. Как командир экипажа Гольдштайн не пытался возражать против безрассудного решения, все его доводы отклонили — цель оправдывала любой риск.

Поздним вечером двухмоторный Аг 232А-0 взлетел и взял курс на восток. Два часа полета прошли спокойно, линию фронта пересекли, не потревожив советскую ПВО. Без особого труда нашли и лесную площадку. Сделав круг со снижением, стали заходить на посадку, однако, различить что-либо на земле было невозможно, поверхность покрывал непроницаемый мрак. Еще один круг — и тот же результат. Отчаявшись, лейтенант Гольдштайн дает команду:

— Возвращаемся, курс на Минск!

Убрав шасси, самолет пополз вверх. И вдруг в разрыве облаков показывается серп луны, совершенно меняется видимость на земле. Короткая команда: