Сергей Ишутин - Воспоминания случайного железнодорожника

В 5 классе я учился посредственно. Желания учиться лучше не было. Наверное, это было привыкание к новой школе и к тому, что почти на каждый урок приходил другой преподаватель. В 6 классе я уже был "хорошист", т.е. в табеле у меня стояли оценки не ниже "4". Что-то было и "5", но что – я уже не помню. Знаю только точно, что по арифметике стояло "пять".

В 6 классе начали изучать физику. Ее преподавал мужчина. Фамилию его я помню, но называть не буду. Он был нашим классным руководителем, но, на мой взгляд, своих учеников он знал плохо. Тому были веские причины. У него была большая семья, жена не работала. Зарплаты преподавателя не хватало. Он держал корову, поросенка, копал и корчевал землю под огород. Времени для класса у него оставалось очень мало. Поэтому воспитывал он нас на уроках физики. Несмотря на то, что он много работал, и что в то время учителю за труд платили "божески", материально он был обеспечен плохо. Его костюм с обтрепанными рукавами (нитки висели на краях рукавов) я вижу и сейчас. Знаю, что он был участник Великой Отечественной войны, но наград не носил.

С этим преподавателем у меня связано особое воспоминание. На уроке "Зоологии" по причине болезни какого-то преподавателя наш класс объединили с другим классом. Что такое шесть – семь десятков учеников в одном классе, да еще шестиклассников, знают только сами ученики и их преподаватели. Урока, можно считать, нет. Где еще можно безнаказанно хулиганить, как не в такой толпе? За партой сидит 4 ученика. Крайние наполовину висят, наполовину сидят. Средние зажаты. Я сидел крайним. И т.к. места на парте было мало, то я держал "Дневник" с учебником в руках, а руки – под партой. Кто-то из сидящих позади учеников использовал "интересный" момент и "пускал" из-под парты с помощью зеркальца солнечного зайчика, который резво бегал по потолку и классной доске, развлекая учеников. Учитель подумал, что это моя "работа", и без всяких вопросов удалил меня из класса. В принципе я и сам был не против удаления из той "атмосферы", поэтому не стал спрашивать "за что?" (как это принято делать в таких случаях) и спокойно покинул класс.

Дома такими успехами делиться не принято. А ночью я угорел, т.к. мать рано закрыла печную трубу. Угарный газ наполнил квартиру. Утром, очнувшись, но еще не совсем здоровым, я пришел в школу. Факт, что меня вчера выгоняли из класса, вылетел из головы. Поэтому, когда "физик" спросил меня, что произошло вчера на уроке зоологии, я вспомнить не смог и ответил, что ничего не произошло. Это было кощунственно: меня выгнали с урока и я считаю это нормальным! С помощью классного руководителя я кое-как вспомнил это событие, но вины за собой справедливо не признал. Но если я не виноват, то почему спокойно покинул занятия и почему не сказал – кто виноват на самом деле? Принцип – "Сам погибай, а товарища выручай"– я соблюдал свято. Поэтому ответил, что я выполнил команду преподавателя, а кто виноват на самом деле, не знаю. "Физик" пригласил меня после уроков в учительскую и предложил извиниться перед преподавателем зоологии, который находился здесь же. Я сказал, что не виноват, поэтому извиняться не буду. Извиняться должен преподаватель "Зоологии", т.к. она ни за что удалила меня из класса. Это уже было, с точки зрения "физика", хамство. Он оставил меня без обеда (популярное в то время наказание) и велел преподавателю зоологии держать меня в учительской до тех пор, пока я "не пойму своей вины и не принесу свои извинения". Сам он ушел, а преподаватель зоологии стала проверять тетради и ждать, когда я дозрею до извинения. Заходили в учительскую другие учителя, спрашивали, что случилось, и удивлялись моей несознательности. Так прошло часа два. Я молчу, преподаватель тоже. Наконец, ей надоело (может время "прижимало") и она сказала: "Мне твое извинение недорого, иди домой и хорошо подумай, правильно ли ты поступил". На том и расстались.

По итогам учебы в шестом классе директор школы Николай Константинович Корчагин объявил мне благодарность и премировал книгой. Такая премия, как и такой же подарок тогда были популярны.

Аналогично я закончил и седьмой класс. Но в период учебы в 7 классе произошло очень важное событие в государстве, которое тогда я еще не мог правильно оценить.

В марте 1953 года, как известно, умер (по своей или чьей-то воле) И.В.Сталин. То, что был всеобщий траур,– это еще ни о чем не говорит. Были коллективные слезы. Когда читались бюллетени о состоянии здоровья Вождя, люди собирались на улице у репродуктора толпами. Отходили печальные. В центре нашего поселка перед клубом на столбе висел громкоговоритель. Там в момент чтения Левитаном бюллетеней и Правительственных сообщений и собиралась огромная масса народа. Сообщение о смерти Сталина застало меня как раз возле этого столба. Левитан читал медленно. В поселке снег в полдень уже подтаивал, и мне пришлось слушать, стоя в луже. К ощущению, что мы теперь остались беспомощными, добавились замерзшие ноги. В общем, хуже не бывает!

Нам до этого успешно внушили, что мы живы, пока жив Сталин. О том, что это мировой убийца номер два (первый В.И.Ленин), и что ему уступают Чингисхан и Адольф Гитлер, я узнаю значительно позже. А тогда я тоже был "убит горем". В день похорон Сталина с братом Иваном пилил дрова. Видя мое удрученное состояние, Иван стал успокаивать меня. Он говорил, что трагедии не произошло, что остались не менее умные люди в Правительстве, и что жизнь не ухудшится, а может даже улучшится. Тогда я воспринял его слова, как и криминальные, и успокаивающие. Повторить кому-то эти слова, разумеется, я не решился. Тюрьма! Но позже я убедился, что брат был прав. До сих пор не могу понять, откуда у него, 25-летнего, могли сформироваться тогда такие правильные мысли? Значит, восьмилетняя служба в армии его развитию не помешала!? Сахалин, Чукотка – места лагерей и ссылок еще с царских времен, а он проходил службу там. …

На уроках в эти траурные дни девчонки отказывались отвечать. Сильное расстройство! Занятия в школе в день похорон были отменены. В восьмом классе нашему 8 – “б” было поручено провести торжественный вечер памяти вождя. Мы разучивали кем-то написанные слова и читали их со сцены. Мне пришлось читать: «Но ты, учитель, нас учил всегда: не падать духом, голову не вешать, какая бы не грянула беда». Помню до сих пор. Правда, потом кто-то из партийцев, присутствующих в зале, сделал замечание классному руководителю Анне Антоновне Туней, что, мол, Ишутин прочитал эти слова слишком весёлым голосом.

В седьмом и восьмом классах "Математику" нам преподавала Галина Николаевна Новикова. Большой души человек, получивший воспитание ещё до революции. Любил я и этого учителя, и то, что она нам преподавала. Осталось впечатление, как будто мы были ее детьми, а она была нашей мамой. Конечно, мы ее слушались и старались не обидеть. А вот кто преподавал математику в 9 и 10 классах, уже не помню.