Георгий Бабат - Магнетрон

Думаешь ли ты, что этот миг есть жизни окончанье , — повторяет тему оркестр. — Ах, нет, это лишь начало ее …

Гигантская электронная лампа в руках Аладдина вспыхивает нестерпимо жарким белым накалом. Оглушительная басовая нота звучит в ушах Константина Ивановича, и сознание его гаснет.

Хотя авария со Студенецким произошла в выходной день, на следующее же утро рабочие и служащие завода, встречаясь в проходной, уже обсуждали это событие.

Пожилых беспокоила участь старика директора, молодых интересовали подробности происшествия. Некоторых томила неизвестность, кто теперь будет И. О. (исполняющий обязанности) или Вр. И. О. (временно исполняющий обязанности) технического директора.

Веснин узнал о событии с опозданием. После выходного у него был отгул за дежурство по лаборатории.

На следующий день, войдя в зал бригады промышленной электроники, Веснин прежде всего увидел и услышал Муравейского. На этот раз Михаил Григорьевич восседал не на своем вращающемся кресле, а на лабораторном столе Веснина, за которым сидели два новых практиканта, присланных в бригаду.

Один — долговязый украинец Гриша Левенец, другой — скромный и розовый Игорь Капралов.

Михаил Григорьевич не счел нужным приглашать их в «аквариум» и разглагольствовал с ними без особого энтузиазма. Увидев Веснина, Муравейский оживился и спрыгнул со стола.

— Про последние потрясения в дирекции слыхали?

— Про «Линкольн-Зефир»? Да. Вы запаздываете, Миша. Я бы не принял вас на работу, если бы был назначен редактором «последних известий».

— От этого пострадали бы ваши читатели. Нам сообщают из авторитетных источников, что приехал вчера на завод начальник Главного управления Дубов. С ним туча народа из планового отдела. Проекты Студенецкого забракованы.

— Почему вы всегда так радуетесь чужой беде?

— Напротив, в данном случае остается только позавидовать чужой удаче. Жукову и Артюхову придется испить всю чашу. А Константин Иванович в это время отлежится в больнице ЦЕКУБУ, а там, глядь, прямо из хирургического отделения и выскочит в академики. Он освобожден от всех нагрузок, связанных с производственной должностью, и, следовательно, может прыгнуть в науку; шестьдесят лет — самая пора для прыжка. Или сейчас, или уже никогда. А впрочем, для его славы, — а он очень тщеславен, — ему выгоднее было бы сейчас никуда не прыгать, а спокойно скончаться. Он не попал бы в академики, но остался бы сиять в веках, как талантливый русский инженер. Умереть, пока твое время не прошло, — это тоже искусство. Вот Маяковский это сумел. Но у Студенецкого нет чувства времени, он будет еще полвека, ссылаясь на свои немощи, жить и не давать житья другим.

Веснину был неприятен этот разговор. Но явное неудовольствие Веснина и жадное внимание практикантов подзадоривали Муравейского:

— Как только Дубов попытается ухватить нашего старикана за жабры, — продолжал Михаил Григорьевич, — тот снова напомнит присутствующим, что счет дней его уже измерен. Нет, право, будь я на месте Студенецкого, мне после таких заверений стыдно было бы так долго жить.

В зал вошел заведующий теоретическим отделом лаборатории Кузовков. Как всегда, свежий, розовый, с неизменным хохолком на макушке, он был облачен, по своему обыкновению, в длинный и просторный белый халат с четырьмя карманами.

Веснин стал с жаром рассказывать Кузовкову о кольцах связи.

— Да, магнетрон — это интереснейшая проблема, — вздохнул Кузовков. — Э-э, просто обидно, что мне уже почти не придется этим заниматься. Признаться, я огорчен, огорчен…

— Вам полезно огорчаться, — сказал Муравейский и покровительственно похлопал Кузовкова по плечу. — Плечи у вас просто дамские. Надо худеть, честное слово!

— Э-э, дда, — все так же вздыхая, продолжал Кузовков. — С сегодняшнего дня мне принимать дела у Дымова. Я назначен начальником лаборатории вместо него.

— Начальником всей лаборатории? — так и подскочил Муравейский.

— Я же вам говорил, Миша, что вы не годитесь в сотрудники отдела «последних известий», — засмеялся Веснин.

— Дда, ттакие дела, — повествовал Кузовков. — Дымов утвержден главным инженером завода.

— И. О.? — не то утверждающе, не то вопросительно протянул Муравейский.

— Нет, без всяких. Просто главный инженер. А Владимиру Сергеевичу и вам тоже есть новые назначения. Жуков вас обоих сегодня вызовет. Володя назначается старшим инженером бригады промышленной электроники. А вы, Мишель, будете начальником нового цеха.

Муравейский не мог сдержать улыбки.

— Гм, гм! — фыркнул он с притворной недоверчивостью. — Начальником цеха, да еще нового! Разыгрываете? — И он хлопнул ладонью о ладонь.

— Э-э, увверяю вас, ннового цеха… я ссам читал.

Муравейский встал, погладил воображаемую бороду и произнес, подражая Студенецкому, самым благожелательным тоном:

— Я вас понимаю, молодой человек. Пройдя всю административную лестницу, я откровенно скажу, что наиболее интересное положение — это положение начальника цеха. Тут легче всего проявляется техническое творчество, а творчество дает наивысшее наслаждение в жизни.

— Э-э, нового цеха ширпотреба, — закончил Кузовков.

Муравейский был уязвлен. Конечно, начальник цеха стоит по заводской служебной лестнице много выше старшего инженера лаборатории. И если бы речь шла о производственном цехе, о настоящем большом цехе, как, например, цех радиоламп, рентгеновских трубок, генераторных ламп, — стать начальником такого цеха было бы почетно. Но быть начальником цеха ширпотреба, в котором выдувают стеклянные бусы, где из отходов производства делают елочные звезды, цепи, шары….

В этом назначении, несмотря на повышение оклада, не было ничего лестного.

Быть может, не менее, чем самим назначением, Михаил Григорьевич был уязвлен тем, что обычно всезнающий — «хоть и не всемогущий, но вездесущий», как он сам говорил о себе, — он на этот раз узнал о всех важных переменах на заводе одним из последних, когда все уже было согласовано и оформлено.

Еще больше, чем Муравейский, был смущен своим новым назначением Веснин.

Должность старшего инженера бригады для молодого человека, всего только год назад защитившего диплом, была очень почетна. Но Веснин думал о том, что теперь у него останется еще меньше времени и сил для работы над магнетроном. И еще удручало его, что руководить ему придется людьми более опытными, чем он сам.

«Надо отдать справедливость. Муравейскому, — думал Веснин: — если он сам и не слишком утомлял себя работой, зато умел заставить работать других».