Георгий Бабат - Магнетрон

Помня свой первый опыт руководства, результатом которого было увольнение Кости, уход Ронина, Веснин отправился в партком, чтобы поделиться всеми сомнениями с Михаилом Осиповичем:

Артюхов вместо приветствия взглянул на часы:

— Всего только одиннадцать часов утра! — И, поймав вопросительный взгляд Веснина, добавил: — Я на этот раз не угадал. Думал, что придешь отказываться от должности сразу после того, как объявят в приказе, а ты пришел значительно раньше. Значит, либо часы мои отстали, либо ты слишком забегаешь вперед.

Последняя фраза секретаря парткома так смутила Веснина, что карандаш, которым он развлекался, перекладывая его из руки в руку, резко хрустнул и разломился надвое.

— Александр Македонский был великий человек, — сказал Артюхов, — но к чему же карандаши ломать! Добро бы еще стулья… Садись, поговорим толком.

— Я, Михаил Осипович, вы ведь знаете, не сумел организовать работу ни с Костей, ни с Рониным, а теперь мне собираются… кажется, собираются, Кузовков говорил, что Жуков собирается доверить целый коллектив — бригаду.

— Если один слесарь делает, к примеру, энное количество гаек в час, то, ты думаешь, директор завода должен уметь делать в час во столько раз больше, сколько слесарей у него под началом? Директор вообще не обязан нарезать гайки. Но он организует работу всего завода. Если один инженер не сумел работать с одним человеком, это не беда. Беда будет в том, что этот инженер вообще решит свой первый опыт закрепить. В манеже делают так: упал с коня, не смотрят на ушиб, а сейчас же с ходу приказывают прыгать в седло и продолжать тренировку. Делают это для того, чтобы впечатление падения не закрепилось. А то это может вспомниться, когда будешь брать барьер, где довольно секунды философии, чтобы сломать шею себе и лошади… Не справился с Костей? Упал с коня? Марш в седло! Руководи бригадой. И не воображай, что если не справишься, то будешь снова рядовым. Нет, пойдешь в начальники цеха. — Артюхов спрятал нахмуренными бровями смешинку и строго продолжал: — Начальником цеха ширпотреба. На смену Муравейскому. Чует мое сердце, что Миша на этом не остановится, покатится еще ниже. А ты как раз подоспеешь. Будем пополнять ряды специалистов по производству игрушек бывшими руководителями бригады промышленной электроники. Так?..

Веснин засмеялся.

— Позволь, позволь! — продолжал Артюхов. — Для тебя еще есть выход. После смерти Мочалова московскому профессору Беневоленскому было предложено взять на себя руководство ГЭРИ. «Требуйте сколько угодно денег, людей», — сказали ему в Наркомтяжпроме. Говорят, что Беневоленский тут же в кабинете лег на диван и попросил валерьяновых капель. Ему стало дурно от страха. «Консультировать, давать научные руководящие идеи — это я могу, — сказал он, — но брать на работу и увольнять людей, распоряжаться материальными ценностями… Нет, нет! Увольте меня».

— Михаил Осипович, — сказал Веснин, — мне стыдно, что я пришел к вам. Если считают возможным поручить мне руководство бригадой, то, следовательно, я обязан оправдать доверие. Конечно, для меня никакого другого выхода не может быть. Но, признаюсь, я струсил вроде Беневоленского, когда узнал о своем назначении.

— Нет, Володя, кроме шуток, — сказал Артюхов, — ты с тиратронами на боевом корабле справился?.. С монтажом оборудования в цехе металлических ламп справился?.. И с новой работой желаю тебе справиться.

С этими словами Артюхов встал и пожал руку Веснину.

Вместе с Муравейским исчезли из бригады его кресло с вертящимся сиденьем и дубовый письменный стол с бесчисленными выжженными и выгравированными на нем автографами бывшего начальника бригады.

Веснину страстно хотелось продвинуть работу по созданию импульсного магнетронного генератора сантиметровых волн. Последний разговор с Рубелем не выходил у него из головы. Оба практиканта из нескольких предложенных им тем для дипломного проекта выбрали магнетронные темы. Левенец взялся разработать установку для импульсного питания магнетронов, Капралов занялся анодным блоком с кольцами связи.

В течение нескольких недель первые образцы новых многорезонаторных магнетронов были изготовлены, опробованы и показали обнадеживающие результаты. Но из главка все не было решения, а без согласия главка более обширные работы нельзя было начинать.

С утра рабочий день Веснина начинался мелкими заботами: то надо было подписать заявку лаборантов на десть миллиметровой бумаги, то отправиться в отдел снабжения требовать обмоточный провод, который почему-то ошибочно забронировала за собой бригада генераторных ламп, то вступать в сложные переговоры с бухгалтерией относительно расходов, сделанных не по безналичному расчету, как полагалось, а оплаченных наличными деньгами.

У Веснина времени для работы над магнетроном днем совершенно не оставалось, а к вечеру он так уставал от своих новых административных забот, что уже и думать не мог о том, чтобы заниматься возникающими проблемами теоретического порядка.

Веснин изумлялся тому, что Сергей Владимирович Кузовков проводил много времени в своей лаборатории. Кузовков и теперь не расстался с белым халатом и все хозяйственные и административные дела решал, не отдаваясь им всецело, а так, словно между прочим, походя; однако все получалось у него обдуманно и безошибочно.

— Э-э, — говорил он Веснину, — стоит ли по нескольку раз переписывать каждое свое распоряжение! Вы, э-э, ттак чекканите формулировку, словно собираетесь, вступить, э-э, пподобно Ронину, в групком детских и юношеских писателей!

Веснин старался следовать советам Кузовкова, и все же каждый план, каждую смету новой работы он переписывал три-четыре раза, прежде чем отваживался передать ее перепечатать начисто на машинке.

Дома, по вечерам, он составлял для себя памятку о том, что ему в течение следующего дня следует делать, но утром всякий раз возникали новые вопросы, требующие безотлагательных решений, и вся памятка оказывалась только еще одной лишней бумажкой.

— Я, э-э, забронировал часы, когда я думаю о своих административных функциях, — поучал Веснина Кузовков. — А вы сделайте наоборот: забронируйте часы, когда вы об этом не должны думать. Э-э… вам грозит опасность деквалификации.

Поглощенный новыми обязанностями и заботами, Веснин не забывал своего разговора со Студенецким в парке.

«Можете быть уверены, — сказал тогда Веснин своему собеседнику, — я сделаю все, что в силах человека, чтобы разыскать записную книжку Мочалова…»

Но он все еще ничего не предпринял.

Однажды в лектории на Литейном проспекте, на докладе академика Волкова, посвященном памяти Мочалова, Веснин встретил Ольгу Филаретовну Мочалову. Она спросила его о работах по магнетрону.