Георгий Бабат - Магнетрон

Директор ионосферной станции Горбачев сообщил Веснину, что главк собирается организовать новое конструкторское бюро по разработке электровакуумных приборов для радиолокационных установок. Где это бюро будет организовано, каков будет профиль его работ, Горбачев не знал.

— У магнетрона есть сильные конкуренты, — говорил он Веснину, — это наши новые триоды. Думаю, что развивать магнетрон преждевременно. Мы направили все свои усилия на триодные генераторы.

Ронин, с которым Веснин встретился в читальне, сказал ему:

— В настоящее время и ваши диоды с магнитным управлением и горбачевские триоды имеют одинаковое право на существование. Но если говорить о дальнем прицеле, то сейчас интереснее было бы заняться полупроводниками… И вы и Горбачев — люди слишком целеустремленные, узкие, для того чтобы это понять.

На завод несколько раз приезжал по поводу очередных заказов ионосферной станций Геннадий Угаров. Он избегал разговоров с Весниным, считая, что о магнетроне и говорить не стоит, что это работа напрасная, возможно имеющая некоторый теоретический интерес, но не настолько большой, чтобы этим можно было заниматься всерьез.

Гена все еще работал секретарем комиссии по подготовке к печати литературного наследия Мочалова. Веснин спросил его о синей тетради.

— Я обещал Ольге Филаретовне выяснить это дело, — сказал Угаров. — Но все оказалось далеко не так просто. В описи тетрадь не значится, в наличии ее тоже нет. Опись начали составлять сразу же после похорон, и доступа к бумагам никто не имел, кроме членов комиссии.

Занятый повседневной работой в лаборатории, подготовкой к лекциям, которые ему предстояло читать в Политехническом институте, Веснин не замечал, как уходили дни. Вновь появились на столах сотрудников золотистые ветки мимоз, снова зацвели в оранжерее завода гиацинты, дядя Коля Мазурин с новой страстью высаживал в грунт корневища причудливых цветов — элоктусов.

Пришел день, когда должна была состояться первая лекция Веснина по курсу Промышленные применения электронных и ионных приборов.

Накануне Кузовков поучал его:

— Самое главное, Володя, — это уложиться в отведенное для лекции время. Когда я впервые пришел в аудиторию, то за двадцать минут успел изложить все то, что, я думал, займет два часа. Я стоял перед студентами и не знал, что сказать дальше. А весь курс, рассчитанный на шестьдесят часов, я закончил за восемнадцать! Э-э, н-не вы-ыручило м-меня и мое заик-кание. Я пошел советоваться с Кленским, он гго-оворрит: «Читайте все то же самое сначала, а я скажу студентам, что вы прочли первый концентр, а теперь будете давать углубленную проработку материала». Э-э-э, с-случалось со м-мной и об-братное, — продолжал Кузовков. — Время уже истекло, а я еще нне успел приступить к изложению основного содержания лекции. Советую вам составить конспект и дома, с часами, проверить все то, что вы намерены сказала студентам.

У входа в институт Веснин попал в шумную толпу студентов. Маленький курчавый юноша, без шапки, в распахнутом пальто, кричал, расталкивая своих приятелей:

— Признавайтесь! Кто взял мой расчет тиратронной схемы?

— Весь твой расчет надо переделать! — пыталась перекричать его высокая девушка с двумя русыми косами. — Ты множитель «пи» пропустил, когда вычислял ток!

«Злополучный множитель», — подумал Веснин.

Этот множитель послужил поводом для изгнания Вали и Наташи из бригады промышленной электроники.

«На этот множитель надо будет мне обратить особое внимание, когда буду говорить о расчетах токов и схемах», — но долго размышлять ему не пришлось: его толкнули портфелем в бок и не извинились.

Студент, толкнувший Веснина, вопил, размахивая портфелем, что Лев Толстой — это только календарная дата, а литература безусловно начинается с произведения Гладкова Цемент. Другой студент, с упоением грызя булку, изрек, что лишь на Чукотке понимают законы скульптуры. Из-за того, что рот его был набит булкой, он произносил «шкульптуша» вместо «скульптура», но это его не смущало — он продолжал одновременно и есть и говорить.

Пройдя мимо группы юношей и девушек, споривших о Есенине, Веснин остановился у вешалки с надписью: «Для профессорского и преподавательского состава». Он все еще с интересом приглядывался к пробегавшим мимо этой вешалки молодым людям, среди которых, несомненно, были и его будущие слушатели. Хотя он сам всего два года назад окончил институт, эти «теперешние» студенты казались ему людьми другого поколения. Они были нарядней одеты, развязней, смелей, они, возможно, были много образованнее его. Мысль о том, что юноши, так смело обсуждавшие неведомые Веснину картины, поэмы, симфонии, сами толком не знают этих вещей, не приходила ему на ум. Он смотрел на эту веселую толпу даже с некоторой долей зависти: они еще учатся, они еще студенты. По сравнению с этой звонкоголосой учащейся молодежью Веснин почувствовал себя совершенно зрелым мужем, почти старцем. К тому времени, когда он уже готов был произнести: Здравствуй, племя младое, незнакомое …, к нему подошел мужчина величавой внешности, облаченный в обшитую золотым галуном шинель:

— Ведь хорошо знаете, что студенческая раздевалка дальше, а все-таки стоите здесь, у преподавательской! — И он поднял вверх маленький одежный веник.

Веснин не посмел перечить и направился к студенческой раздевалке.

Когда он вошел в аудиторию, там стоял гул, как на пчельнике. Веснин направился к кафедре, но высокий длинноволосый студент в очках преградил ему дорогу:

— У нас сейчас начнется лекция, с объявлениями успеете потом прийти.

Это был староста группы, который принял Веснина за студента другой группы. Узнав о своей ошибке, староста извинился и призвал всех к порядку.

Слушатели поздоровались, сели; наступила тишина.

Год назад Веснин говорил себе: «Если мне когда-либо придется учить других электровакуумному производству, я не смогу ограничить себя только программой учебника. Я не смогу умолчать о щелканье „сварочных клювов“ в цехе радиоламп, о бликах света на желтой, отполированной до блеска поверхности стола, над которым двигаются руки монтажниц, о вишневых и оранжевых переливах стекла. Я расскажу обо всем, что так полюбил, работая на нашем чудесном заводе…»

Студенты, не скрывая любопытства, следили за ним. Веснин ощутил боль в скулах и опять, как при первой встрече с Мочаловым, не мог заставить себя произнести хотя бы слово. Он подошел к доске и молча стал стирать тряпкой невидимые невооруженному глазу следы мела.

Доведя доску до блеска, Веснин откашлялся, повернулся к аудитории и выдавил из себя:

— Мы должны рассмотреть основные конструкции ионных приборов.