Георгий Бабат - Магнетрон

Дымова нельзя было назвать красивым, но его внешность невольно обращала на себя внимание. Он был хотя и суховат, но очень строен, держался всегда прямо, всегда подтянуто. Теперь Веснин понимал, что человек, с детских лет находившийся в военном учебном заведении, и не мог держаться иначе.

Очень хороши были глаза Дымова — светло-серые с длинными темными ресницами. Их доброе, порой даже детски-наивное выражение противоречило его замкнутости, его общему облику. Чуть тронутые сединой белокурые волосы были еще очень густы и вились на висках.

Работая начальником лаборатории завода, Дымов одновременно вел в Ленинградском политехническом институте курс электровакуумных приборов. Веснину довелось слушать только отдельные выступления Дымова на заводских совещаниях и общих собраниях. Но Муравейский, уже будучи инженером, прослушал у Аркадия Васильевича в институте весь курс.

«В нем есть обаяние, Володя, шарм, — рассказывал Муравейский Веснину. — Не только студентки, но и студенты были в него влюблены. Я щипал себя и говорил себе: „Да ведь это же человек, который тебя терпеть не может, это наш злюка Дымов!“. Но не помогло. Кончилось тем, что я стал ему завидовать. Какое произношение у него, какие красивые жесты! Нет, даже артистам МХАТа есть у него чему поучиться».

За завтраком Дымов сказал Веснину:

— Я просил вас приехать сюда, чтобы обсудить с вами одно дело. Мне кажется, что вы могли бы прочитать в Политехническом институте часть курса электровакуумных приборов. Я уже говорил о вас и о Сергее Владимировиче Кузовкове в деканате и с заведующим кафедрой профессором Кленским. Сергей Владимирович согласился взять на себя основной курс электровакуумных приборов, а вам я предложил бы прочитать специальный раздел Промышленные применения электронных и ионных приборов . Это только двенадцать двухчасовых занятий — всего двадцать четыре часа, по два раза в неделю. Начинать после зимних каникул, в феврале. При желании времени достаточно для того, чтобы подготовиться… Нет, нет, не говорите мне ничего сейчас! — запротестовал Дымов, когда Веснин попытался возразить. — Пусть то, что я сказал вам, отлежится в вашем сознании, устоится. А сейчас давайте пробежимся на лыжах по лесу.

Дымов шел впереди, оставляя на свежем, искрящемся, переливчатом снегу две лоснящиеся полосы. Слепило глаза от солнечного блеска. Аромат хвои был терпким, пьянящим. Одетый снегом ярко-зеленый лес был полон жизни. То тут, то там с ветвей срывались красногрудые птицы и с громким гиканьем и цоканьем носились в светлом морозном небе.

Когда замедлял шаг Дымов, шел медленнее и Веснин. Порою Веснин останавливался, отставал от Дымова, чтобы разглядеть на снегу тоненькие цепочки мелких мышиных следов или характерные следы зайца, который мог бы показаться трехлапым тому, кто не знает, что заяц ставит на снег две передние ноги вместе, рядышком, а потом подтягивает две задние так резко, что их отпечатки обгоняют след передних ног.

Когда инженеры отошли от санатория в глубь леса на несколько километров, им все чаще стал слышаться тихий посвист: «Кип, кип, кип, кип».

Дымов поднял голову и остановился, прислушиваясь. Тогда и Веснин увидел прямо над головой красногрудых птичек.

— Это клесты, — сказал Дымов. — Мы спугнули парочку с гнезда. Клесты выводят птенцов зимой.

На минуту лицо Дымова стало печальным, мрачным. Он вспомнил, как несколько лет назад он ходил на лыжах по этому же лесу со своей женой. В последнюю перед смертью зиму она уже не могла становиться на лыжи. В безветренные дни они иногда недолго гуляли по опушке леса, шагая медленно, медленно, как велел врач. Весной она умерла. Детей у них не было.

После обеда Дымов и Веснин сидели и беседовали на закрытой веранде санатория.

Услыхав, что мать Веснина педагог, Дымов сказал:

— Честно говоря, Владимир Сергеевич, я люблю Политехнический институт не меньше завода. По доброй воле я ни за что не оставил бы педагогической работы. Молодежь, жаждущая знаний, — это самое радостное и светлое из всего, что есть на земле. Испытываешь ощущение огромного счастья, когда на экзамене услышишь ответ, говорящий о том, что твой ученик научился мыслить, сопоставлять, искать… Учить — это самое нужное, ценное и важное дело. Скажу больше: мне кажется, что это одна из основных обязанностей старшего по отношению к младшим. Человек, достигший известного уровня в знаниях, имеющий опыт, просто отвратителен, если он не стремится научить других. Всякий может помочь другому избежать хотя бы тех ошибок, через которые прошел сам, всякий может облегчить путь тому, кто собирается работать в области, которая тебе уже знакома. Но мне самому приходится педагогическую работу на некоторое время оставить. Техническое руководство полной реконструкцией завода займет меня целиком. Я не имею права сейчас думать ни о чем другом. Я не одну ночь размышлял, от чего мне отказаться, и пришел к выводу, что на должность преподавателя легче найти заместителя. Я долго присматривался, мысленно примеривал к этому делу различных кандидатов. И вот я решил просить вас и Кузовкова прочитать курс. Муравейский, я не сомневаюсь, провел бы раздел о «Промышленных применениях» с блеском. Но я все же прошу вас прочитать этот курс, хотя вполне считаюсь с возможностью того… ну, скажем прямо, что вам с этим делом будет трудно справиться, что ряд часов будет страданием не только для вас, но и для ваших слушателей… Я остановил свой выбор на вас потому, что вижу: рано или поздно, вам придется этим заниматься — учить. Работа над магнетроном выдвинула вас из рядов наших производственников. Вы и теперь знаете значительно больше многих инженеров с многолетним стажем. Легко ли вам эти знания дались? Тем, кто последует за вами, вы обязаны облегчить путь, чтобы они могли свои силы направить на нечто новое. Вам придется непременно учить других. Чтобы стать пловцом, надо отважиться и прыгнуть в воду. Нельзя теоретически пройти курс плавания. Вы молоды, полны сил, и сейчас вам легче овладеть профессией педагога, чем это будет несколько лет спустя.

Еще в декабре все отчеты по магнетрону были направлены в главк. Но за всю зиму на завод по этому вопросу не поступало никаких распоряжений, и Жуков не считал возможным развивать исследования по магнетрону в том объеме, как этого хотелось бы Веснину: «Дело большое, партизанить тут не годится».