Георгий Бабат - Магнетрон

Николаю Николаевичу пришла мысль построить родословное древо электровакуумных приборов, подобное тем, которые строил его брат — сравнительный анатом — для своих подшефных ископаемых. Веснину было поручено соорудить большой фанерный щит. На щите по указаниям Кленского он нарисовал ствол с могучими ветвями, на которых в виде плодов должны были висеть различные образцы радиоламп, фотоэлементы, рентгеновские трубки.

Многие электровакуумные приборы невозможно было достать в Киеве, и Веснин подклеивал на соответствующих ветвях подходящие фотографии или рисунки.

Наблюдая, как Веснин орудует плоскогубцами и напильником, Николай Николаевич, заложив руки за спину или сунув большие пальцы в жилетные карманы, рассуждал о роли отдельных личностей в развитии той или иной ветви вырастающего на его глазах электровакуумного древа.

Однажды в один из таких вечеров, взглянув на чахлый побег, на котором в качестве плода должен был висеть двухразрезный магнетрон, Веснин сказал:

— Почему бы нам не построить такой прибор?

Кленского это предложение застигло врасплох, но все же он согласился взять на себя общее руководство изготовлением прибора, высказав, однако, сомнение в возможности достать необходимые материалы. Веснин обегал институтские лаборатории, добыл вольфрамовую нить для катода, кусочек никелевой жести, чтобы сделать из нее аноды, стеклянные трубки, несколько баллонов. Кленский воодушевился и произнес одну из своих красивых фраз относительно чердака и сантиметровых волн, которые будут получены в такой жалкой обстановке. Но никаких конкретных указаний он Веснину не дал.

— Вы же сами практик, монтер, а я — теоретик, житель башни из слоновой кости, — шутил Николай Николаевич, когда Веснин пытался с ним советоваться.

В ответ на узко практические вопросы Веснина, который хотел получить от Кленского указания, как, например, добиться того, чтобы стекло не трескалось, когда в него впаивали вывода тока, Кленский делал обобщения, доказывал, что, вообще говоря, интереснее было бы произвести теоретический расчет прибора, чем строить самый прибор.

Николай Николаевич Кленский учился на физико-математическом факультете Новороссийского университета, откуда он в 1889 году был исключен за участие в так называемых «студенческих беспорядках». Свое образование он продолжал за границей, в городе Страсбурге. Затем он работал в качестве личного ассистента знаменитого страсбургского профессора Кона и был впоследствии зачислен в штат доцентом физико-математического факультета Страсбургского университета.

…Возможно , — писал Кленский своему брату в Киев, — здесь, в Германии, плохие законы, но это лучше, чем наше великодержавное беззаконие.

В июле 1914 года стала ясна неизбежность войны между Германией и Россией. Кленскому пришлось поневоле спешно выехать на родину.

Отвечая на «монтерские вопросы» Веснина, Николай Николаевич попутно предавался трогательным воспоминаниям о своей мирной довоенной жизни, о своих «хождениях по мукам» в годы революции. Вспоминал Кленский и своего страсбургского ассистента, которому якобы достаточно было сказать: «Аноды в виде трубки длиной примерно в два сустава пальца, а толщиной в палец».

— Получив подобные общие руководящие указания, мой страсбургский ассистент, не мудрствуя лукаво, несомненно, собрал бы действующий прибор. Как действующий — это уже другой вопрос…

От этого частного случая Кленский переходил к рассуждениям «вообще».

— Немцы вообще, — рассказывал он, — народ исполнительный, дисциплинированный, организованный. Субординация там чтится свято. Мой ассистент, например, полагал, что дело профессора — красиво говорить. А работа ассистента — это чистенько подготовлять опыты.

Веснин, с интересом слушая высказывания Кленского, все же продолжал задавать ему вопросы относительно того, какие размеры анода будут в данном, конкретном случае наилучшими, как для данного магнетрона лучше всего центрировать вольфрамовую нить — катод.

Кленский брал двумя пальцами мелок, подходил к доске и начинал производить интересные, но не всегда идущие к делу вычисления. Выведя ту или иную формулу, он шутил:

— Субординация в немецком понимании — это есть последовательное и успешное стремление подчиненного казаться глупее своего начальника. В нашем отечестве принято поступать наоборот. Нам надо непременно стремиться в заоблачные выси или спускаться в черные бездны. Вот и получается, как у нас с вами в данном случае: слепой несет на своих плечах безногого.

Веснина подобные рассуждения еще больше раззадоривали. Он хотел доказать Кленскому, что соберет магнетрон не хуже его страсбургского ассистента. Но Николай Николаевич, которого раздражали упорство и неопытность Веснина, решил, что в «данной обстановке» все попытки построить действующий прибор «вообще» обречены на неудачу. И однажды, грея руки над электроплиткой, Кленский изрек:

— Для чего, собственно говоря, нам нужно строить действующий прибор? Если бы мы и получили прибор, способный генерировать короткие электромагнитные волны, то все равно не смогли бы полноценно его испытать. А для нашего «древа» и эта игрушка годится — ее общий вид вполне соответствует действительности.

Работая над своей авторской заявкой на новый тип магнетронного генератора, Веснин с улыбкой вспоминал о своем былом возмущении, которое охватывало его всякий раз, когда Кленский пытался доказать ему бессмысленность его попыток.

«Николай Николаевич был по-своему прав, — думал Веснин. — В самом деле, если бы мы тогда и собрали действующий прибор, его в тех условиях нельзя было бы запустить в работу. Оформляя „древо Кленского“, я получил множество сведений, без которых нечего было бы и думать не только о магнетроне, но и ни о какой другой самостоятельной работе в области токов высокой частоты».

Ему было стыдно вспоминать о том, с какой самоуверенностью он спорил на антресолях Музея сравнительной анатомии со своим учителем, как позволял себе иронизировать по поводу чахлой ветви «древа», куда так и не удалось повесить работающий прибор.

«Я был еще слишком молод тогда, — рассуждал теперь постаревший на целых два года Веснин. — Юности несвойственны умеренные суждения — она все целиком принимает или все разом отвергает. Юность безмерно доверчива и щедра — она легко возводит на пьедестал, но так же легко низвергает и разбивает. Юность требовательна и неумолима к своим кумирам: великий человек должен быть велик во всем; если он в чем-либо ничтожен, то ничтожен во всем. Со всей непримиримостью юности я отверг тогда все то, что исходило от Кленского. Я потерял тогда всякий интерес к микрорадиоволнам, решил, что применения микрорадиоволн, о которых говорил Кленский, — радиолучевая связь, замена системы многопроводных линий, обнаружение препятствий по отраженному сигналу — неинтересны, нереальны. Я решил, что все это так же далеко от современной инженерной практики, как далеки те исторические анекдоты о древнегреческих философах-циниках, или киниках, которые Кленский приводил на лекции о кенотронах, или миф о Тантале и его сестре Ниобее, который был рассказан во время занятий, посвященных катодам из сплава тантала с ниобием…»