Джордж Клейсон - Первый богач в Вавилоне

Опасения Свасти сбылись. Наутро, когда я загружал хлебы в печь, явился ростовщик с человеком которого он назвал Шаси. Тот оглядел меня и сказал, что я гожусь.

Ростовщик не стал ждать возвращения моего хозяина, а только велел Свасти передать хозяину, что он, ростовщик, меня забрал. Меня потащили прочь, не дав закончить выпечку. Всего имущества у меня было — одежда, что на мне, да кошель со сбережениями, подвешенный к поясу.

Меня оторвали от заветных надежд, как налетевший ураган вырывает дерево с корнем и швыряет в бурное море. Меня опять погубили ячменное пиво и игорный дом.

Шаси был грубый и неотесанный. Пока он вел меня через город, я рассказал ему о том, как хорошо трудился на своего прежнего хозяина, и выразил надежду, что буду так же хорошо трудиться на нового. Но ответ меня не обрадовал:

— Мне не нравится эта работа. Моему хозяину она тоже не нравится. Царь велел ему послать меня строить кусок великого канала. Хозяин приказал Шаси купить еще рабов, трудиться тяжело и закончить быстро. Пфе, разве можно быстро закончить такую большую работу?

Представь себе пустыню без единого дерева, только с чахлыми кустиками, и солнце, палящее так сильно, что вода в бочонках для питья становилась нестерпимо горячей. Потом представь ряды людей, от рассвета до заката спускающихся глубоко в вырытую яму и таскающих наверх по мягким пыльным тропам тяжёлые корзины с землёй. Представь себе, что еду им дают в корытах, как свиньям. У нас не было ни палаток, ни соломы, чтобы спать на ней. В таком положении я оказался. Свой кошелёк я зарыл и запомнил место, гадая, доведется ли мне когда-нибудь его выкопать.

Сначала я работал старательно, но месяцы тянулись, и я почувствовал, что дух мой скоро будет сломлен. Потом моё усталое тело охватила лихорадка от жары. Я потерял аппетит и едва притрагивался к похлебке из баранины с овощами. Ночью я ворочался без сна.

Я был так несчастен, что мне пришло в голову: может быть, Забадо был все-таки прав? Может, лучше увиливать от работы, чтобы тебя не заморили тяжким трудом? Но тут я вспомнил, каким видел Забадо в последний раз, и понял, что его план нехорош.

Я вспомнил озлобленного Пирата и подумал: не лучше ли сражаться и убивать. Но потом вспомнил его окровавленное тело и понял, что его план тоже никуда не годится.

Потом я вспомнил Мегиддо, каким видел его в последний раз. На ладонях у него были жёсткие мозоли от тяжёлой работы, но на сердце было легко, а лицо светилось счастьем. Его план — лучше всех.

Однако я не меньше хотел работать, чем Мегиддо: не может быть, чтобы он работал тяжелее меня. Почему же мой труд не принес мне счастья и успеха? Счастлив ли Мегиддо оттого, что трудится, или же счастье и успех зависят только от богов? Неужели мне придется работать до конца жизни и не исполнить свои желания, не достичь ни счастья, ни успеха? Все эти вопросы теснились в голове, и я не находил ответов. Я был в полном замешательстве.

Через несколько дней, когда мне казалось, что я больше не могу, и я всё ещё не получил ответов на свои вопросы, Шаси послал за мной. Мой хозяин прислал вестника, чтобы отвезти меня обратно в Вавилон. Я выкопал свой драгоценный кошель, поплотнее завернулся в лохмотья, оставшиеся от моей одежды, и двинулся в путь.

Пока мы ехали, в моем воспаленном мозгу мелькала всё та же мысль об урагане, который швыряет меня то туда, то сюда. Мне показалось, что я живу в причудливой песенке, которую распевали жители моего родного города Гаруна:

Судьба кидает человека, Как смерч, самум и ураган, Ее путей никто не знает, Что будет с ним — не знает он.

Неужели судьба так и будет меня наказывать неизвестно за что? Какие новые несчастья и разочарования ожидают меня?

Мы въехали на двор хозяйского дома. Вообрази моё удивление, когда я увидел, что там ждёт Арад Гула. Он помог мне слезть с седла и обнял меня, как давно потерянного брата.

Мы двинулись своим путём. Я хотел пойти за ним следом, как положено рабу, идущему с хозяином, но он мне не позволил. Он обнял меня и стал рассказывать:

— Я искал тебя повсюду. Уже почти отчаявшись, я встретил Свасти, которая рассказала мне про ростовщика, а он направил меня к твоему нынешнему хозяину. Мне пришлось торговаться с ним, он заломил огромную цену, но ты этого стоишь. Твой взгляд на мир и твоя предприимчивость вдохновили меня на мой нынешний успех.

— Это взгляд Мегиддо, а не мой, — перебил я его.

— Мегиддо и твой. Благодаря вам обоим мы едем в Дамаск, и ты нужен мне как совладелец предприятия. Смотри: сейчас ты станешь свободным человеком!

Сказав это, он достал из-под одежды глиняную табличку с моей купчей. Он поднял её над головой и со страшной силой швырнул на булыжную мостовую, чтобы разбить на сотню кусков. После этого он стал с наслаждением топтать куски, пока они не превратились в пыль.

Слёзы благодарности навернулись у меня на глаза. Я знал, что я — самый удачливый человек в Вавилоне.

Теперь ты видишь, что труд оказался мне самым надежным другом в час величайшего несчастья. Моё трудолюбие позволило мне избежать продажи на стройку. И ещё оно так впечатлило твоего деда, что он выбрал меня в партнёры по торговле.

Хадан Гула спросил:

— Так значит, это труд — тайный ключ к золоту моего деда?

— Другого ключа у него не было, когда я познакомился с ним, — ответил Шарру Нада. — Твой дед любил работать. Боги оценили его усилия и щедро вознаградили его.

— Я начинаю понимать, — задумчиво произнес Хадан Гула. — Труд принёс моему деду множество друзей, которые восхищались его трудолюбием и последующим успехом. Труд принес ему все те вещи, которые меня так привлекают. А я думал, работа — это только для рабов.

— Жизнь даёт человеку множество радостей, — ответил Шарру Нада. — У каждой своё место. Я рад, что труд — это не только для рабов. Иначе я бы лишился величайшего наслаждения. Многие вещи приносят мне радость, но с трудом ничто не сравнится.

Шарру Нада и Хадан Гула въехали в тень городских стен Вавилона и приблизились к массивным бронзовым воротам. При их приближении стражи у ворот вытянулись по стойке смирно, почтительно приветствуя влиятельного горожанина. Шарру Нада с гордо поднятой головой провёл длинный караван через ворота, на улицы города.

— Я всегда надеялся стать похожим на деда, — признался Хадан Гула. — Но до сегодняшнего дня я не понимал, что он был за человек. Ты показал мне его таким, каким он был. Теперь, зная всё это, я ещё больше восхищаюсь дедом и ещё больше хочу стать на него похожим. Боюсь, теперь я перед тобой в вечном долгу — за то, что ты вручил мне дедов ключ к успеху. Отныне я буду пользоваться этим ключом. Я начну с самого низа, как начинал он, и это подходит моему положению гораздо больше, чем драгоценные камни и дорогие одежды.