Александр Федоров - Рекордсмены запрещенного советского кино (1951-1991) в зеркале кинокритики зрительских мнений

Режиссер Александр Сокуров поставил 16 полнометражных игровых фильмов, наибольшую известность из которых получили драмы «Одинокий голос человека», «Дни затмения», «Молох», «Телец», «Русский ковчег», «Солнце», «Александра», «Фауст» и «Франкофония». Его философски сложные фильмы не были любимцами массовой аудитории, но всегда находили живой отклик у аудитории киноклубов и в кинопрессе.

Александру Сокурову досталась печальная слава одного из самых «полочных» советских режиссеров. Поставив в конце 1970-х — первой половине 1980-х около десятка игровых и документальных фильмов, он лишь во второй половине 1980-х обрел статус публичного кинематографиста. Его первая полнометражная работа «Одинокий голос человека» представляет, на мой взгляд, интересную попытку следом за Ларисой Шепитько («Родина электричества») перенести на экране прозу Андрея Платонова. В фильме ощутимо желание режиссера нащупать тягучий ритм внутрикадрового движения, перенести философскую нагрузку на изображение, использовать подзабытый принцип "типажности" исполнителей…

В год выхода «Одинокого голоса человека» во всесоюзный прокат он был встречен кинопрессой вполне доброжелательно, хотя и не без подчеркивания его «шероховатостей»:

Кинокритик Лидия Польская писала, что «сложный, многоэтажнометафорический ряд «Одинокого голоса человека» подчас нелегко понять, тем более сходу оценить. Но давайте «плясать» не от «заковыристой» режиссуры — она все же только следствие, продолжение литературного первоисточника, — а от самой прозы Андрея Платонова. Можно ли представить принцип ее кинематографического переложения в тщательной, поэпизодной раскадровке? Можно ли построить фильм по Платонову на беспрерывных диалогах.? Наверное, нет: от Платонова в таком случае ничего бы не осталось. Фильм Александра Сокурова можно считать фантазией на темы Платонова. И, может быть, это самый верный ход для платоновской постановки в кино: ведь родство душ определяется не только буквальной точностью. Режиссер создал этюд, пластически приближающийся к прозе писателя. Ощущение связи между режиссером и писателем — это и есть самое интересное в фильме. Зритель заворожено пытается угадать слова сквозь изображение, приравнивая это изображение к платоновским фразам. И думает о том, насколько может быть богатым и выразительным язык экранизации, несмотря на явную ее незавершенность и некоторую ученическую этюдность. Но ведь этюд в живописи обладает едва ли не теми же полномочиями, что и само законченное живописное произведение. Разве не стоит распространять это правило и на кинематограф?» (Польская, 1987: 4).

Кинокритик Лев Карахан был заметно строже: «Авторы стремились придать заключенное. в этом куске густой платоновской прозы удивительное сочетание почти прямолинейной откровенности, простоты и сложности, передать то, что явно неподвластно одному лишь беллетристическому изложению событий. Вот почему-то сама история и распадается в фильме на уплощенные, лишенные психологической разработки фрагменты и как бы тонет в выступающих на первый план емких и насыщенных кинематографических картинах-состояниях. Фильм «Одинокий голос человека». смотреть нелегко, однако смотреть необходимо. Это явление противоречивое, но неординарное и многообещающее. Картина, хоть и с опозданием, займет свое место в истории кино, а Сокуров, возможно, яснее ощутит свое предназначение и избавится от очевидного в его последующих работах самозащитного экстремизма и неоправданных претензий» (Карахан, 1988: 9).

Уже в XXI веке кинокритик и режиссер Олег Ковалов писал, что это «этапное произведение поначалу кажется не просто «неправильным», но — взрывающим миропорядок, и в том есть резон. Камерная, казалось, история любви красноармейца Никиты и девушки Любы особенно бесила начальство тем, что при явной идеологической неприемлемости из нее трудно было вычленить наглядную политическую крамолу: два «сомнительных» диалога о порубанных врагах и светлом будущем ничего не меняли в надмирно-остраненной медитативной интонации фильма. Но и искренние сторонники его не могли ухватить само вещество новизны фильма — и по привычке все те же «идейно невыдержанные» места ставили режиссеру уже в заслугу. «Одинокий голос…» изумлял как воплощение собственных неоформившихся грез о некоем идеальном фильме, высвобождающем сознание от томящих тайн народной истории. «Одинокий голос…» абсолютно закрыт: редкость для дебютанта, обычно рвущегося изумить своей небывалостью. Этим фильм Сокурова проницательно совпадает с самой поражающей чертой художественной вселенной Платонова. Фильм назван «Одинокий голос человека», кажется, оттого, что режиссер сам не вполне осознавал в то время смысл своего творения — по сути, лента являет голос коллективного бессознательного. «Камерная» история Никиты, не способного реализовать в этом мире всю полноту любовной гармонии и лишь путем добровольных немыслимых крестных мук возрождающегося для единения с близким человеком, перерастает конкретно-исторические частности, становясь архетипом трагедийной российской ментальности, воплощением социальных комплексов единственного платоновского героя, имя которому — «мы». Потому «Одинокий голос…» — этапный для нас фильм: он снят как бы от первого лица множественного числа. «Одинокий голос…» стоит воистину одиноко: и в новейшем кино, в котором нет органического ощущения себя как части народного «мы». Потому обжигающее присутствие на экране тревожных образов коллективного бессознательного так испугало вгиковское руководство. Десять лет «Одинокий голос человека» был фильмом-невидимкой, фильмом-призраком, фильмом-легендой, фильмом-молвой. Эта черта фильма вносит некий высший смысл в его судьбу, которая поначалу кажется незавидной. Действительно — скандал, десятилетнее замалчивание, незаметный выпуск третьим экраном… Но история этапных произведений всегда такова, каковой и должна быть» (Ковалов, 2011).

Понятно, что у зрителей XXI века вызывающе «артхаусный» «Одинокий голос человека» до сих поры вызывает ожесточенные споры:

«Прекрасный, тонкий, незабываемый фильм и удивительно точное название» (Надин).

«Когда смотрел этот фильм, не знал, на основе чего он снят. И вдруг, опознал произведения Андрея Платонова. Это было потрясение. Я и не думал, что можно средствами кинематографа передать слог Платонова. Но оказалось, это возможно. Действительно — Мастер» (СанЖорыч).

«Не могу сказать, что творчество А. Сокурова мне очень близко, но этот фильм принимаю безоговорочно! Мы как-то забыли, что это хоть и не экранизация, но в основе лежит «Река Потудань» и «Происхождение мастера» А. Платонова, то есть литературный материал сам по себе суров и мрачен! И здесь Сокуров верен своей теме, теме трагического разрыва между телом и духом, когда безрадостная жизнь выхолащивают душу и тело, делая человека не способным к счастью. И мне, лично, импонируют эти неукрашенные лица на экране, скудная природа, почти документальный кадр! Это очень красиво! Только красота особая, «красивая некрасивость"!» (Амелина).